Развивая данный тезис применительно к российской ситуации, Т. Кондрусевич подчеркнул: «Признание религиозного многообразия и богатства духовного опыта России, в историю и культуру которой существенный вклад внесли религии как большинства, так и меньшинства, а также предоставление равных прав всем без исключения являются необходимым условием нормальной религиознообщественной жизни страны».
В появившейся в конце 2003 г. «Социальной концепции иудаизма», принятой Конгрессом еврейских религиозных организаций и объединений в России (КЕРООР) словосочетание «свобода совести» вообще практически не употребляется. Это, конечно, не означает принципиально негативного отношения иудейских организаций ко всему комплексу религиозных свобод. Видимо, по каким-то причинам авторы документа не сочли необходимым акцентировать внимание на данном вопросе, ограничившись замечанием о том, что синагога «содействует мирному сосуществованию религиозных объединений ... поддержанию уважительных отношений между верующими различных конфессий, а также между верующими и неверующими».
В то же время в «Социальной концепции иудаизма» дословно
284
повторяются целые абзацы из «Основ социальной концепции РПЦ», только вместо слова «церковь» ставится «синагога». Делается это без всяких ссылок на первоисточник. Так, в главе 10 присутствует следующий текст из шестого параграфа третьего раздела «Основ социальной концепции РПЦ»: необходимо «указывать государству на недопустимость распространения убеждений или действий, ведущих к установлению всецелого контроля за жизнью личности, её убеждениями и отношениями с другими людьми, а также к разрушению личной, семейной и общественной нравственности, оскорблению религиозных чувств, нанесению ущерба культурно-духовной самобытности народа... ». Получается, что КЕРООР согласен с позицией РПЦ относительно необходимости ведения властными структурами борьбы не только с действиями, безусловно подлежащими наказанию в случае наличия состава преступления, но и с убеждениями. Однако в задачу современного демократического правового государства не входит борьба с убеждениями, в том числе наносящими «ущерб самобытности» (под них при желании легко можно подвести любую так называемую «нетрадиционную религиозную деятельность»).
Митрополит Московский и Всея Руси Алимпий, возглавлявший вплоть до своей кончины в 2004 г. Русскую православную старообрядческую церковь, неоднократно говорил о необходимости религиозной свободы, о неприемлемости любого насилия и принуждения в делах веры. Заявления о признании, более того — необходимости свободы совести (подчас именуя её свободой вероисповедания) делали и лидеры практически всех остальных российских конфессий. Таким образом, можно констатировать факт принятия принципа свободы совести в его современном понимании почти всем спектром официально действующих религиозных организаций страны. Это представляется значительным достижением.
Что касается РПЦ, то она постепенно приближается к той грани, за которой лежит уже принципиальное отрицание свободы совести. Характерно, что все важнейшие стремления РПЦ по ограничению свободы совести — введение законодательно закрепленной иерархии религий, меры по охране «культурной идентичности» с точностью до наоборот соответствуют рекомендациям для стран-членов ОБСЕ, выработанным 17-18 июля 2003 г. на встрече в Вене, впрочем, отдельные элементы свободы совести признаются и РПЦ, да и сам термин её руководством пока что официально не отрицается.
Конечно, признание свободы совести вовсе не означает автоматического отказа от эксклюзивизма. Решение вопроса о том, является ли то или иное вероисповедание «единственно истинным», полностью принадлежит его приверженцам. Однако официальная позиция
285
обычно формулируется руководством религиозной организации. Если говорить о доктринальной точке зрения, то она, что вполне естественно, у российских конфессий оказывается различной. Крайние эксклюзивистские позиции характерны для Российской православной старообрядческой церкви, в значительной степени — для Свидетелей Иеговы.
В 2000 г. РПЦ был принят документ, определяющий её отношение к «инославию» (католицизму и протестантизму). В нём Православная церковь определяется как «истинная Церковь Христова», в рамках которой только и может быть обретено спасение. Отпавшие от православия общины в то же время не рассматриваются как полностью безблагодатные. Выражая в целом позитивное отношение к богословскому диалогу с «инославием», документ вместе с тем утверждает: «Неприемлема сама установка на толерантность к разномыслию в вере».
Читать дальше