Владимир Красиков - Озарение трансценденцией

Но избави Бог от участи консервации инфантильной непосредственности и простоты – такого не пожелаешь и врагу. Можно сколько угодно говорить о несоизмеримости экзистенциального счастья, о том, что любое человеческое существование неповторимо, и это, похоже, бесспорно. Но нет более тягостного зрелища, чем ограниченный человек. Однако и жалость к подобному антропологическому контингенту испытывать затруднительно: настолько они оказываются, как правило, агрессивными и счастливыми. Счастливыми в отношении полнейшего согласия с собой и в вере.

Что же остается разуму, утратившему в ходе взросления, рационализации и самоопределения способность верить по- детски – всецело и без остатка? Перманентное преддверие – ожидание веры, страстная тоска по ней, ностальгическое вздыхание по утраченному наиву. Перманентное преддверие – топтание у порога двери в веру, титанические попытки самоуверения, самоупрощения. Однако это «перманентное преддверие» характерно лишь для части рефлексивных разумов, которые тяжело переживают разрыв с непосредственностью, цельностью детства. Детство для них остается символом счастья, настоящей веры и прообразом небесного царства. Именно эти ностальгирующие разумы и пытаются рационально обосновать религиозную веру как возвращение к истокам, в утерянный Эдем детства с отсутствием саморазорванности, саморасщепления, бремени свободы.

Другая часть рефлексивных разумов признает статус кво: невозвратную утрату непосредственности веры в ее прежнем, детском качестве. Их преддверие есть признание нового качества веры, соразмерной им, трансформированной рефлексией во вторичную веру. Ее анализ в сопоставлении с первородной верой и составит содержание этого параграфа.

Говоря о вере, мы имеем в виду прежде всего ее высшую форму – непременность убеждения, здравого помыслия, отдающего себе отчет разума в таком и только таком раскладе реальности. Это форма отношения человека к предельным основаниям своего бытия, т. е. его основным конституантам: смысл мира и человеческой жизни, характер реальности.

О подобной мировоззренческой вере мы и будем вести речь: о «естественной вере» и индивидуально-светской. Не о доверии как общем условии социальной жизни, а именно о смыслонесущей, координатной уверенности в некотором устройстве бытия и сопутствующих ей ожиданиях, устремленностях. Лишь первая из них по-настоящему самородна, потому и квалифицируется как «естественная». Религиозно-личностная и рефлексивно-философская разновидности веры вторичны.

Что такое «естественная вера»? В чем ее «первородство»? Сам термин образован нами из двух понятий: «животная вера» Дж. Сантаяны и «естественная установка» Э. Гуссерля. У названных философов эти понятия обозначают социально-коллективную установку большинства людей на безусловное доверие своим чувствам и общераспространенным массовым предрассудкам, на отождествление своих стихийных «картин мира» (складывающихся спонтанно в обыденной жизни) с реальностью «самой по себе». Содержательно подобная гносеологическая установка предстает как вера в то, что мир наличен и объективно правомочен; общ, един и однозначен для всех нас; наше познание направлено на сам мир (а не на «наши представления»); возможно соответствие (истина) между значениями опыта и объектами, существующими сами по себе.

Это состояние коллективной суггестии, психологического самовнушения, воспроизводящееся и передающееся через традицию сотен поколений. Лишь в последние два века это состояние коллективного ума начинает подвергаться ощутимой мировоззренческой ревизии со стороны прежде всего философии. Корни подобных массовых психологических состояний естественны, животны, антропологичны. Они не плохи или хороши, они просто «есть» как один из базовых фактов нашего человеческого существования.

Вера – комплекс фундаментальных человекообразующих интенций, устремленностей нашей натуры. Абсолютность веры возрастает по мере возрастания убеждения в мощи источника гарантий этой вот индивидуальной длимости и значимости. Без веры нет существования, тем более для тех, кто обладает эмоциями, разумом и отношением к самому себе, – для людей. Вера у человека появляется вместе с «естественным разумом», т. е. разумом цельным, консолидированным, направленным не на себя, а на внешнее, в то время, когда нет еще самоартикуляции сознания, внутреннего самодистанцирования самосознания от прочего смыслового содержания, т. е. рефлексии.