Иоганн Геффкен - Из истории первых веков христианства

Не смотря на эти остроумные вопросы, стоики, хотя и принужденные сделать кой-какие уступки, все-таки остались при своей возвышенной точки зрения. Хотя несколько и комично, что они на вопрос эпикурейцев соглашаются призвать даже пользу названных выше насекомых, но тем не менее они снова выдвигают ту точну зрения, что несчастья представляют собою, в конце концов, лишь испытания, ниспосылаемые провидением.

Стоики обладают смелым убеждением, которым воспользовалось и христианство, именно, что несчастья служат лучшей школой для человека. Бог не балует добрых людей, он заставляет их трудиться; он не делает своих детей изнеженными, как чувствительная мать. Все препятствия в конце концов идут на пользу тем, на чьем пути они встречаются, особенно же для целого. Таким образом, когда человек спрашивает себя, почему при землетрясениях или при наводнениях погибает также такое множество добрых людей, то ответ на это гласит, что истинные основания этого нам недоступны, мы не должны даже спрашивать о них. Бог, как справедливый отец, наблюдающий за всем, знает лучше нас, близоруких людей, что необходимо для вселенной, и даже эти стихийные явления направляются им на пользу целому. Если же злому часто все в жизни удается, доброго же преследуют неудачи, то скептики должны помнить, что добрые люди и Бог родные друг другу; злые лишь рабы его. Пусть они веселятся и легкомысленно убивают время, дети Господни должны вести скромный и благопристойный образ жизни. Нет несчастнее того человека, которого никогда не постигали несчастья; судьба всегда избирает наиболее смелых. Кормчего можно узнать только во время бури, войну – во время битвы, добродетель, не встречающая сопротивления, умирает от истощения. И если нам приводят пример Сократа, погибшего вследствие несправедливости, то мы спросим, разве его участь дурна тем, что он принял целебный напиток бессмертия. Нет, истинное несчастье – зло, а от него то как раз и удерживает Бог добрых людей. Те люди, которые кажутся счастливыми, часто бывают жалки, они подобны выбеленным стенам. Страдающие учат других терпению, они служат для них примером. Бог не может наказывать только злых на земле; ветер не может быть благоприятным для доброго и неблагоприятным для злого, ни один врач не откажет в своем лекарстве дурному человеку.

В этих положениях, на которые, конечно, можно многое возразить, во которые во всяком случае дышат исключительной красотой и цельностью мировоззрения и поразительной глубиной чувства, евреи и христиане нашли средство для ответов на скептические вопросы своих языческих противников. Я нарочно подробно остановился на всех этих идеях, потому что почти нет фразы, которая впоследствии не была бы повторена евреями или христианами. Позднейшее иудейство отчасти вполне эллинизируется. Еврейский писатель, Филон, пишет морально-философские трактаты, которые одинаково мог бы написать и язычник По его стопам идут и христиане; они заимствуют из всех философских систем все, что им нужно. На языческих богов они нападают с оружием эпикурейцев и скептиков, бытие Бога и провидения они выводят из состояния мира и существ, относительно несчастий они пользуются аргументами стоиков. Таким образом, борьба философских дисциплин язычества переходит в христианство; оно почти одинаково враждебно относится во всем философам, но без смущения пользуется почти всеми их доводами. И в этом обнаруживается огромное значение древней философии для христианства, мощное переживание традиции. Но наряду с этим мы познаем также и еще нечто – духовную работу древности. Проблемы, в роде затронутых выше античными языческими философами, всегда волновали человека. Нередко они получали разрешение в том же духе, и еще долгое время наше отношение к ним мало чем будет отличаться от этого. Но тем ближе нам эти люди, занимавшиеся разрешением самых мучительных вопросов; и хотя великий скептик Гейни говорит: «И дурак ожидает ответа», но мы не можем не относиться с почтением и любовью в людям, искавшим ответ на вопросы своего разума и чувства.

Как же, однако, отнеслась древность в эпоху Христа, после того, как она так или иначе разрешила вопрос о Боги и о божественном управлении вселенной, к вопросу о внешнем богослужении? И в этом отношении древность далеко не была так отстала, как это нередко думают еще ныне. Здесь необходимо отметить замечательный параллелизм в развитии евреев и античных языческих народов. Евреи презирают изображения из дерева, камня или бронзы и не перестают предостерегать от примера язычников. У греков также можно заметить подобные взгляды. И впереди всех стоят здесь опять стоики с их чистым богопочитанием. «Не стройте», восклицает один из них, «храмов божеству; ибо в храме нет ни цены, ни святости, ничего нет такого, что было бы достойно божества». Храмом бога, по воззрению стоиков, может быть только сердце человека. Величайшая бессмыслица стоять на коленах в храме перед мертвыми истуканами, которых сделали художники, не пользующиеся никаким уважением. Не один раз раздается предостережение, чтобы в изображениях богов, немых, слепых, безжизненных предметах, не видели самих богов. И тем не менее, язычники не пришли к выводу о необходимости низвергнуть изображения, как это сделали впоследствии христиане. Язычество чрезвычайно бережно относилось во всякого рода преданиям, и один из самых тяжких упреков, которые делались впоследствии христианам, был тот, что они нарушили обычаи отцов. Язычники приводили в свое оправдание тот, не лишенный справедливости довод, что они, будучи далеки от того, чтобы видеть в изображениях само божество, тем не менее считают их необходимыми для постоянного напоминания о божестве.