Владимир Ленин - Материализм и эмпириокритицизм

Разницу между «предметами» и «нашими представлениями о предметах» В.Ильин видит в «переходе за пределы чувственных восприятии к существованию вещей вне нас». Махисты же только точнее определяют это «существование вне нас», не ограничиваясь пространственным выражением «вне нас», — ибо и галлюцинация воспринимается как нечто для нас внешнее», — а указывая на независимую или объективную связь элементов, образующих «вещи» или физические комплексы.

Итак, здесь В.Ильин стоит на столь ненавистной ему «махистской» точке зрения. Рассуждая о «вещах для нас», которые являются «частью или стороной вещей в себе», при чем те и другие всецело «чувственного» характера, — он повторяет иными словами те же идеи , которые и они отстаивают.

Но ведь он заимствует свои взгляды у Фейербаха, Энгельса, Дицгена, а не у «махистов»? Да, несомненно: но в том-то и дело, что по данному вопросу между теми и другими, кроме терминологии, сколько-нибудь серьезной разницы нет. Потому-то «махисты», как напр., Базаров, и не полемизируют с Фейербахом и Дицгеном, а полемизируют с занимающим радикально иную позицию Плехановым, — за что В.Ильин многократно их обвиняет то в незнании этих лучших материалистов, то в трусости перед ними… Незнание тут, действительно, есть, но это незнание махизма В.Ильиным, а также незнание им тех соотношений, какие существуют между «махистами» и старыми материалистами-эмпириками с одной стороны, полу-кантианскими «материалистами» типа Плеханова — с другой.

Если мы примем во внимание, что большая часть книги В.Ильина, приблизительно около двух третей, посвящена именно обвинению «махистов» в идеализме, при чем в доказательство приводится бесконечное число цитат из произведении самих «махистов», философов им сочувствующих и не со чувствующих, — то помимо психологической загадки — как мог наш автор сочинить всю эту полемику, по существу высказывая ту же точку зрения, выступает еще и загадка логическая: каким способом эта полемика формально сочеталась в его голове с его собственными взглядами. Ключ к решению первой у нас уже есть: религиозное мышление, твердое в словесном исповедании, но смутное в понятиях. Вторая находит свое объяснение в чрезвычайно своеобразном философско-критическом методе, систематически чески применяемом нашим автором, методе, который я обозначил бы выбирая наиболее мягкое выражение, как метод «замещения понятий».

Это — вещь очень простая. «Махисты» сводят всякую реальность к «элементам опыта». Что такое эти «элементы»? Цвета, формы, тоны, запахи, твердости и т. под. Но Юм считал все это — цвета, тоны и пр. — ощущениями! Следовательно — «элементы» — те же ощущения. Но Беркли те же самые цвета, формы и т. под. признавал идеями! Следовательно — ощущения то же, что «идеи»! Итак, «элементы» — те же идеи, а «махизм» — чистейший идеализм, т.е. «фидеизм», «поповщина» и т.д.

У Маха и эмпириокритиков понимание опыта реалистическое : опыт — это вещи и образы, комплексы физические и психические. Элементы в обоих случаях одни и те же; в одних комплексах это элементы вещей , в других — элементы образов или ощущения . Элементы вещей (или «среды») — цвета, формы, твердость, мягкость и т.д., взятые в независимой от индивидуума, в объективной связи: в комплексе «лепесток розы» красный цвет соединяется с мягкостью, овальной формою, нежным запахом и т.д. объективно или «предметно», т.е. совершенно независимо от того, смотрю ли «я» на лепесток или нет, нормально различаю цвета или нет, и т. под. В комплексе «восприятие лепестка» красный цвет действует, если «я» закрою глаза, сменяется иным, если «я» дальтонист, сопровождается ощущением «мягкости» только в том случае, если «я» осязаю лепесток одновременно с тем как смотрю на него; здесь и красный цвет, и мягкость, и запах — «мои» ощущения.

У Юма, кантианцев, Плеханова и других понимание опыта индивидуально-психологическое : опыт — это «мои» психические образы, и ничего больше. «Мои» — значит, ни о какой независимой связи элементов опыта не может быть и речи, связь эта всегда субъективная , и все составные части опыта всегда только «ощущения», индивидуальные, «мои» ощущения. «Нелепо», — говорит, напр., Плеханов, — спрашивать, «какой цвет имеет роза, когда на нее никто не смотрит, какой запах, когда ее никто не нюхает…» («Materialismus militans», письмо 2-е). Т.е., в этом случае роза не имеет ни цвета, ни запаха, потому что никакой «субъект» их не «ощущает».