Сергей Бычков - Плотина Фараона и Первая еврейская революция

— Убью, — заорал Аарон в припадке бешенства.

Ему стало обидно о того, что какая то драная коза, ни за что и ни про что, исподтишка нанесла ему коварный удар, а сын, наблюдавший эту картину, вместо сочувствия, покатывается со смеху. Вскочив на ноги, Аарон, задыхаясь от ярости и матеря на чём свет стоит проклятую козу, кинулся за ней, горя одним желанием поймать и обломать ей рога. Коза, видя злобное лицо Аарона и видимо прочитав его чёрные мысли, не будь дурой умчалась прочь, а Аарон ещё несколько минут приходил в себя.

Войдя в дом отца, Аарон увидел, что загодя предупреждённый о сборах отец и не думает уезжать.

— А вы что это не собираетесь, — воскликнул он, и не вымещенная на козу злоба вконец переполнила его чашу терпения и выплеснулась на родителей, — или вы думаете, что после всего этого Фараон оставит вас в живых, — закричал Аарон.

— После чего этого? — как бы не понимая о чём говорит сын, спросил его отец, продолжая спокойно чинить хомут.

— Мы с матерью не убивали и не грабили никого, если ты делал это, то и отвечай перед Фараоном. Коль на то пошло, и я должен буду отвечать за действия своего безмозглого сына, то тогда Фараон должен отвечать за действия своего внука Моисея, этого легендарного борца за счастье всего еврейского народа. Помолчав немного, сказал отец: — Ах Аарон Аарон, как мне больно видеть, что ты, моя гордость и надежда, скатываешься в глубокую яму откуда нет выхода. Как мне больно видеть, что ты своими руками разрушил все, что ты имел и создал.

В этот момент мать, зарыдав, бросилась к Аарону.

— Сынок, — заголосила она, — не уезжайте. Пропадёте вы там. Я брошусь к Фараону в ноги, просить буду за тебя.

— Совсем старенькая стала, — вдруг подумал Аарон, обнимая мать, — совсем сдала в последнее время. И действительно, куда я их тащу? Там и молодым не сладко придётся.

Ну ладно, не горюй, — надтреснувшим голосом проговорил он, — будет тебе мам. Оставайтесь с богом, а мне нельзя. Пойду с землёй попрощаюсь, ты уж отец береги её, даст бог, вернёмся.

Говоря это, Аарон хотел успокоить родителей прекрасно понимая что обратной дороги не будет.

Поле встретило его гробовой тишиной. От его вида, от мысли, что ему еже не собрать с него урожай, у Аарона разрывалось сердце. Не обойдя всего участка Аарон повернул назад чувствуя, что если сейчас он не уйдёт отсюда, то не уйдёт никогда. Обида всёпокрывающей волной накрыла его сознание. Обида на себя, что он сам бросает землю, словно та нерадивая мать, что бросает дитя, и от этого чувства вины ему захотелось завыть волком чувствующего приближение смерти.

Проходя по двору, Аарон потёр рукой ушибленный козой зад, и вдруг подумал: — А не сам ли Сатана, в образе этой ненормальной козы, боднул меня, как бы надсмехаясь над моей судьбой и моими тщетными попытками обмануть её?

На утро Моисей выступил из столицы в боевом порядке(1), впереди разведка и головорезы Осии, сзади отряд прикрытия, а он сам и старейшины родов в центре.

По дороге они догоняли тех, кто был, поумней, и уехал раньше, и они присоединялись к колонне Моисея надеясь на вооружённую охрану.

Бабы наплакавшись замолкли, дети устав не галдели и вся эта колонна молча движущихся людей чем то напоминала похоронную процессию которая двигалась и двигалась на восток не останавливаясь для захоронения усопшего.

Выступили они вовремя, Осия доложил, что флот Фараона на подходе к столице и может быть уже сейчас, верные Фараону войска вошли в столицу.

Опасности того, что Фараон кинется в погоню, не было, так как основные силы Фараона отстали, включая его знаменитый отряд колесниц, который представлял серьёзную угрозу. Моисей надеялся, что пока Фараон соберёт свои силы в кулак и кинется догонять противника, они будут далеко в пустыне, куда без основательной подготовки Фараон не сунется.

События последних дней до того опустошили Моисея, что он словно впал в спячку. Он равнодушно смотрел по сторонам, ни о чём не думал и на все вопросы регулярно подрежающего к нему за указаниями Осии, отвечал голосом, в котором не слышалось ни интонации, ни выражения.

Только на третий день смерть старого еврея вывела Моисея из оцепенения. У медленно бредущего за повозкой еврея случился сердечный приступ, и он не издав ни звука, словно споткнувшись, упал лицом в дорогу. Боясь отстать от колонны, его сыновья быстро отнесли ещё три минуты назад живого отца в сторону, и закопали в наскоро вырытой ямке. Никого это не удивило, и не взволновала, как будто хоронили собаку, а не человека и колонна