Сергей Бурмистров - Брахман и история.Историко-философские концепции современной веданты

В свете всего вышеизложенного становится ясно, какие стремления привели ум индоариев к созданию Упанишад. Упанишады были плодом своего рода защитной реакции «духовного организма» ариев против вторжения инородной идеологии. Биологический организм при попадании в ткани инородного тела или при обнаружении раковой клетки мобилизует иммунную систему, которая с большим или меньшим успехом нейтрализует «чужака». Подобный же процесс происходил в поздневедийскую эпоху и в Индии: необходимость обезвредить идеологию аборигенов Индостана, исподволь разрушавшую индоарийскую идеологию, привела к активным попыткам не только социально-экономической, но и духовной ассимиляции аборигенов по принципу: «Коль скоро приходится принять магию, лучший выход из положения — очистить ее» [40] ИФ, т. 1, с. 101. .

Словом, индийцы создали Упанишады потому, что тосковали по чистоте веры предков. Для ассимиляции и «обезвреживания» магических ритуалов аборигенов Индостана была изменена и мотивация обрядовой деятельности — из деятельности для получения материальных благ она стала деятельностью по достижению религиозного спасения , то есть обретения единства ограниченного человеческого духа с бесконечным брахманом. Можно предположить (хотя сам Радхакришнан прямо этого не говорит), что и само понятие Брахмана оформилось в значительной степени благодаря аборигенным магическим культам, ибо необходимость борьбы с ними потребовала от ариев более четкой формулировки собственного религиозного и мировоззренческого идеала.

Кроме того, учение Упанишад, помимо идеологических корней, имело еще и корни социальные. К временам Атхарваведы относится складывание варновой системы, которая становилась со временем все более жесткой. Шудра, каким бы талантливым он ни был, не имел шансов преуспеть в обществе и был обречен оставаться в его низах; и наоборот, брахман всегда находился в привилегированном положении, каким бы невежественным он ни был, хоть и предупреждала «Манава-дхармашастра», что «брахман, не обученный священному писанию, уничтожается, как сухая трава, огнем». Естественно, это положение дел казалось несправедливым и порождало напряжение в обществе. Пытаясь сохранить свою этническую чистоту и ограничивая для этого браки с аборигенами, индоарии сами создали проблему социального напряжения, сделав прежде гибкие социальные страты, принадлежность к которым определялась прежде всего личными способностями и склонностями данного человека, жесткими кастами [41] Заметим, кстати, что само слово «каста» на санскрите – jāti – означает буквально «рождение». .

Не исключено, что понятия Брахмана и Атмана существовали у ариев еще до их вторжения на Индостан, хотя установить это точно вряд ли возможно, так как мы не располагаем практически никакими данными о мировоззрении предков индоиранцев — представителей андроновской археологической культуры [42] Кузьмина Е. Е. Древнейшие скотоводы от Урала до Тянь-Шаня. Фрунзе, 1986, с. 37 слл. . Не исключено также, что в те времена они имели иное смысловое наполнение, чем то, которое дано было им в Упанишадах (сам Радхакришнан ничего об этом не говорит). Но несомненно, что одной из главных черт (если не самой главной) Атмана/Брахмана в Упанишадах стало его присутствие во всех без исключения людях, независимо от касты. Перед Брахманом все были равны, он уравнял в положении брахмана и шудру, и даже неприкасаемых; в Упанишадах есть множество эпизодов, когда кшатрий дает наставления брахманам, располагающимся на социальной лестнице выше его, и больше того, брахманы сами просят его о наставлениях. Еще более показателен пример из «Чхандогья-упанишады» (IV, 4), где Сатьякама Джабала приходит к ученому брахману, желая учиться у него, и честно рассказывает о своем весьма темном происхождении (его мать – служанка, а кто был отец, вообще неизвестно), а брахман, выслушав его искренний ответ, говорит: «Не брахман не мог бы так объяснить», и посвящает его [43] Чхандогья упанишада, с. 86 – 87. .

Таким именно способом — упорным акцентированием внимания читателя на единстве человеческой природы и относительности кастовых различий — снимали Упанишады социальное напряжение. «Вся философия упанишад имеет тенденцию к смягчению разделений и к подрыву классовой ненависти и антипатии», — пишет Радхакришнан [44] ИФ, т. 1, с. 192. .

Дасгупта же акцентирует внимание на другой стороне проблемы. Вопроса о снятии социального напряжения для него не существует. Дасгупта обращал мало внимания на проблему взаимодействия индоариев и аборигенного населения Индии, которая была так важна для Радхакришнана. Брахман для него — следствие развития общей монистической тенденции, заложенной в Ригведе, для которой были свойственны разные воззрения на богов. В ней заложены зародыши и монотеизма, и политеизма, однако развитие получила именно монотеистическая тенденция. Своеобразие ведической религиозности, отмечает Дасгупта, состояло в том, что любой бог наделялся всеми возвышенными эпитетами, если к нему были обращены молитвы и от него зависело благо молящегося, и отступал в тень, лишаясь своих пышных титулов, если ритуал совершался для иного бога. Неудивительно, что в конечном итоге для брахманов встал вопрос о том, что же объединяет все это множество богов с весьма неопределенными и недифференцированными (в отличие, например, от богов античного пантеона) функциями. Таким образом, понятие Брахмана обязано своим существованием исключительно пытливости ума ведических ариев, стремившихся понять, что стоит за богами, людьми, неодушевленными предметами и делает их такими, каковы они на деле. С ритуалистикой же понятие Брахмана не связано.