Сфабрикованный Иисус

Оценивая те или иные сведения (например, «это правда», «это ценная информация», «это произошло на самом деле»), разумные люди пользуются определенными критериями. Так же и историки используют критерии, оценивая историческую ценность тех или иных документов. Они задают, например, такие вопросы: когда был написан документ? Кто его автор? Не противоречит ли содержание этого документа другим известным и заслуживающим доверия источникам? Мог ли автор документа иметь доступ к той информации, на обладание которой претендует? Подтверждается ли этот документ археологическими свидетельствами и географическими реалиями?

На протяжении многих лет библеисты выработали исторические и литературные критерии для оценки библейской литературы. Дискуссии о критериях изучения евангелий были особенно интенсивными: выдвигалось множество критериев. Мне случалось читать исследования, в которых использовалось до двадцати пяти критериев или даже больше. Некоторые из этих критериев представляются чрезмерно сложными. Некоторые сомнительны. Но существуют более или менее общепринятые критерии, которыми пользуется большинство исследователей [15]. Перечислю те из них, которые я сам считаю важнейшими. (Кроме того, расскажу еще об одном критерии, который, на мой взгляд, часто применяется неверно.)

Историческая непротиворечивость. Когда евангелия излагают нечто, не противоречащее известным нам историческим обстоятельствам жизни Иисуса и основным элементам его биографии и служения, разумно считать, что мы стоим на твердой почве. Иисус проповедовал новое учение, имел группу последователей, привлек внимание властей, был казнен, а затем провозглашен Мессией Израиля и Сыном Божьим. Те речения и деяния, приписываемые ему в евангелиях, которые соответствуют этой общей картине и, более того, помогают нам лучше ее понять, следует считать подлинными.

Этот критерий дает основания для того, чтобы принять рассказ о проповеди Иисуса в преддверии храма, споре с первосвященниками и резкой критике в их адрес (см. Мк 11–12 и параллельные места в других евангелиях). Кроме того, использование этого критерия побуждает нас считать аутентичным утверждение Иисуса, что он — Мессия Израиля и Сын Божий (Мк 14:61–63), поскольку это объясняет его распятие с формулировкой «Царь иудейский» (Мк 15:26).

Множественные свидетельства. Этот критерий относится к тем речениям и деяниям, приписываемым Иисусу, которые есть в двух или более независимых источниках (например, у Марка и в Q — собрании изречений, служившем источником для Матфея и Луки). Если какие–то слова или дела Иисуса описываются в двух или более независимых источниках, — значит, они были широко известны с самых ранних времен, а не изобретены кем–то из авторов. То, что большое количество материала подтверждается множественными свидетельствами, само по себе доказывает древность и ценность наших источников.

Приведем несколько примеров множественных свидетельств: слова Иисуса о зажженной свече имеются в Мк 4:21 и в источнике изречений (Мф 5:15; Лк 11:33). Следующее речение о тайном, которое становится явным, также появляется в Мк 4:22 и в источнике изречений (Мф 10:26; Лк 12:2). Слова Иисуса о роде лукавом, ищущем знамений, есть в Мк 8:12 и источнике изречений (Мф 12:39; Лк 11:29).

Соблазнительность. Этот критерий часто понимается превратно. Он означает всего лишь, что материал, способный вызвать в древней церкви смущение или соблазн, скорее всего не был выдуман христианами после Пасхи. «Соблазнительные» слова и действия были известны именно как достоверные слова и действия Иисуса — и поэтому, нравились они кому–то или нет, не могли быть вычеркнуты из собрания сведений о нем.

Классический пример «соблазнительного» предания — крещение Иисуса (Мк 1:9–11 и параллельные места). Что в нем соблазнительного? Иоанн крестил людей, очищая их от грехов, а Иисус, согласно христианскому учению, был безгрешен. Зачем же безгрешный Иисус пришел к Иоанну креститься? Хороший вопрос. Христианин не мог выдумать эту историю. То, что в евангелиях она сохранилась, — сильный аргумент в пользу ее подлинности. Кроме того, то, что она сохранилась в евангелиях, а не была оттуда изъята, показывает, что авторы евангелий старались прежде всего следовать правде.

Еще один важный пример — рассказ о том, как заключенный в темницу Иоанн посылает к Иисусу с вопросом: «Ты ли тот, который должен прийти, или ожидать нам другого?» (см. Мф 11:2–6, Лк 7:18–23). Иисус отвечает на вопрос Иоанна не прямо, а завуалированно: «Пойдите, скажите Иоанну, что слышите и видите». Этот обмен репликами звучит странно, почти соблазнительно. Кто бы стал выдумывать историю о том, как Иоанн, союзник Иисуса, в нем усомнился? И почему вымышленный ответ Иисуса не содержит прямого указания на его мессианство? Почему Иисус не говорит громко и прямо: «Пойдите, скажите Иоанну, что я — тот, который должен прийти»? То, что эта история сохранилась у Матфея и Луки именно в таком виде, дает историкам уверенность, что это — реальный диалог между Иоанном и Иисусом, а не позднейшая выдумка христиан.