«Это прекрасное послание, — пишет архиепископ Лейтон, чье "Практическое толкование Первого соборного послания апостола Петра" до сих пор не знает себе равных с точки зрения духовности и благочестия, — представляет собой краткое, но очень ясное собрание слов утешения и наставления, необходимых для того, чтобы ободрять и поддерживать христианина в его странствии на небеса, направлять его мысли и желания к этому счастью и давать ему силу преодолеть любые препятствия на этом пути, порожденные как внутренней греховностью, так и внешними искушениями и страданиями». Бенгель: «Mirabilis est gravitas et alacritas Petrini sermonis, lectorem suavissime retinens». Олфорд: «В священном каноне нет ни одного послания, язык и дух которого лучше соответствовали бы личным проблемам, нуждам и слабостям христианской жизни».
Эразм, Кальвин, Гроций, Неандер, Де Ветте, Гутер и все тюбингенские критики.
Вайсс, Тирш, Фронмюллер, Олфорд и особенно Ф. Спитта (Fr. Spitta, Der Zweite Brief des Petrus und der Brief des Judas, Halle, 1885, 544 c).
Климент Александрийский, Ориген (на греческом) и Епифаний не включают его в число апостолов. Наряду с Иаковом, Иуда назван одним из братьев Иисуса (Мф. 13:55; Мк. 6:3). См. §27, где этот вопрос рассматривается целиком.
См. 2 Ин. 4–7 и 1 Ин. 2:7–8; 4:2–3.
Ραύλος γενόμενος μέγιστος ύπογραμμός (Климент Римский).
Как он сам пишет фессалоникийцам (1 Фес. 2:7): «Мы… были тихи среди вас, подобно как кормилица нежно обходится с детьми своими». А неблагодарным и непостоянным галатам он пишет (Гал. 4:19): «Дети мои, для которых я снова в муках рождения, доколе не изобразится в вас Христос!».
«Das ist das Ende der Philosophie: zu wissen, dass wir glauben müssen» (Geibel.).
Ренан, который, при всем своем утонченном французском вкусе и неприязненном отношении к богословию Павла, не мог не восхищаться величием его гения.
2 Фес. 2:1–12 — трудный отрывок, и его следует толковать в свете пророчеств Даниила (четвертое царство) и Апокалипсиса. См. толкования Люнемана, Ланге (Риггенбаха, в переводе Лилли), Эликота, Йоветта, Маркуса Додса и рассуждения Фаррара о «человеке греха» (Farrar, St. Paul, II. 583–587). Многие современные экзегеты согласны с мнением отцов церкви, что антихристу «не допускала (τό κατέχον) открыться» Римская империя, что «удерживающим» (ό κατέχων) был правящий император (Клавдий), а «человеком греха» — его преемник Нерон. Однако последнее весьма сомнительно. Весь отрывок должен иметь пророческий смысл, выходящий далеко за пределы старой Римской империи. Последующие столетия видели «много антихристов» и много «удерживающих», но конец по–прежнему все еще далек. «Что бы ни значили эти слова, они явно указывают на нечто существующее от дней Павла доныне, на нечто способное удерживать беззаконие на протяжении всего этого времени». (Доде, см. Schaff, Com. on the N. Т., III, 535).
Гримм, Люнеман, Реусс, Липсиус и другие опровергли доводы Баура. Подлинность первого послания признает также и Гильгенфельд, который пишет: « In dem ganzen Brief erkennt man die Sprache des Paulus. Es ist kein Grund vorhanden, denselben dem Paulus abzusprechen. Nicht so bedeutsam, wie andere Briefe, ist derselbe eines Paulus keineswegs unwürdig, vielmehr ein liebenswürdiges Denkmal väterlicher Fürsorge des Apostels für eine junge Christengemeinde» {Einleite p. 246). Однако 2 Фессалоникийцам Гильгенфельд датирует правлением Траяна, считая его чем–то вроде Апокалипсиса в традиции Павла, — таким образом, его теория прямо противоположна точке зрения Баура, полагавшего, что первое послание написано в подражание второму. Гроций и Эвальд также отдают приоритет второму посланию (особенно в свете отрывка 1 Фес. 1:7–8, из которого, по–видимому, следует, что эта община уже стала известна во всей Греции), но считают оба послания подлинными.
Было бы почти невозможно поверить в то, что подобные скандалы могли иметь место в христианской церкви, если бы нам об этом рассказал не апостол. Что касается конкретного случая кровосмешения, упомянутого в 1 Кор. 5:1–2, не следует забывать, что Коринф был самым безнравственным городом во всей Греции — в Акрополе, при великолепном храме, посвященном богине–покровительнице города, жили более тысячи священных рабынь (ίερόδουλοι), удовлетворявших желания приезжих. Куртизанок в те времена называли Κορινθία κόρη, «коринфскими девами». Таким образом, из всех добродетелей коринфянам было труднее всего хранить именно целомудрие, и предложенное апостолом радикальное решение проблемы — полное воздержание — объясняется именно особыми условиями того времени.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу