Томас Кейтли - Тамплиеры и другие тайные общества Средневековья

Здесь не будет отстаиваться подлинность этих двух документов, однако укажем на необоснованность некоторых претензий, предъявляемых к ним. Хаммер считает первое из писем очевидной подделкой, поскольку оно начинается клятвой на законе, а заканчивается указанием даты по эре Селевкидов. И то и другое, как он заявляет, было одинаково чуждым для исмаилитов, которые именно в это время начали попирать все законы и отказались от хиджры, единственного летоисчисления, известного в мусульманских странах, а новое началось с воцарения Хасана II. Далее, он усматривает в том обстоятельстве, что письмо от Старца Горы (шейха аль-Джебала) написано из Массьята, доказательство невежества крестоносцев, учитывая реального правителя исмаилитов и его месторасположение. Вилькен считает эти доводы убедительными. Они тем не менее потеряют свою силу, если иметь в виду, что письма являются очевидными переводами, а хозяином Массьята в то время был Синан, который несколькими годами ранее предлагал обратиться в христианство и, как представляется, был совершенно чужд нововведениям Хасана Просветителя. Синан вполне мог действовать по просьбе друзей короля Англии, одним из из которых наиболее верным был Генри Шампанский [54], который сменил Конрада Монферратского на троне, и написать эти письма в его оправдание. Также весьма вероятно, что переводы делались в Сирии, где арабский язык, без сомнения, понимался лучше, чем в Европе, и высылались либо самостоятельно, либо в сопровождении оригиналов. Переводчик мог заменить титул, которым Синан называл самого себя, на Старец Горы , который был бы лучше понят на Западе. Он же мог указать год эры Селевкидов (летоисчисления, употреблявшегося сирийскими христианами), соответствующий хиджре, использовавшейся лидером исмаилитов, либо же Синан вполне сам мог использовать это летоисчисление. В данном случае нет ничего, что хоть сколько-нибудь ставило бы под сомнение подлинность письма к герцогу Австрийскому. Хаммер считает выражение «наше простодушие» (simplicitas nostra) решающим доводом против достоверности второго письма. Стоит признаться, что этот аргумент не является весомым. Синан мог пытаться представить себя в качестве очень скромного, простого, невинного человека. Также можно усомниться в том, что европейский автор фальшивки стал бы рисовать главаря ассасинов – грозного Старца Горы – в столь выгодном для того свете, как это видно из двух представленных посланий [55].

Однако имеется еще одна версия гибели маркиза Монферратского, которая, вероятно, более известна широкому кругу читателей, чем все предыдущие. Хорошо известный автор «Уэверли» [56]в своем историческом романе «Талисман» пишет, что Конрад сначала был ранен сыном короля Шотландии, сторонником короля Ричарда, а затем зарезан кинжалом, но не ассасинов, а своего собрата по злому умыслу магистра тамплиеров, не желавшего дать тому признаться в их общем преступлении.

Никому не уступая в искреннем восхищении гением сэра Вальтера Скотта, нельзя не высказать пожелание, что ему не следовало бы писать после того, как он уже исчерпал обширное поле национальных характеров и обычаев, с которыми один лишь он был знаком и которые легли в основу ярких описаний «Уэверли» и его шотландского братства. Во всех его более поздних работах время от времени, без сомнения, появляются сцены, которые бы ли не по силам ни одному из его подражателей, однако, когда его муза выходит за пределы своей естественной среды обитания, она прощается с естественностью, правдой и умеренностью. Даже гений Скотта не способен нарисовать образ жизни, который он никогда не видел, место действия, где никогда не был.

Роман «Талисман» можно считать ярчайшим примером этого. Географические особенности местности, хронология, историческая правда, восточные обычаи и отдельные персонажи – со всем этим здесь обошлись с великодушным снисхождением, а если по правде, то можно сказать – и с презрением. Поскольку, беспечный в своем стремлении «гарантированно доставить удовольствие», что, как известно, было присуще этому автору, он позволял своим несуразностям появляться по прихоти и капризу. Как представляется, восточные путешественники и географы были бы поставлены в тупик размещением фонтана Алмаз пустыни вблизи Мертвого моря, находящегося на самом деле на полпути между лагерями сарацин и крестоносцев. Последние же размещались, как утверждается, между Акрой и Аскалоном, то есть на морском побережье. Странным показалось бы и изображение бесконечной песчаной пустыни, простирающейся от Мертвого до Средиземного моря. Что же касается исторической правды, можно просто сказать, что вряд ли найдется в романе хотя бы одна сцена, строго соответствующая истории. И что можно было бы сказать относительно правдивости облика отдельных персонажей, если степенный, серьезный, религиозный Саладин буквально за год до смерти, будучи в расцвете лет, блуждает в одиночестве по пустыням как ищущий приключений рыцарь, поющий гимны дьяволу и пробирающийся под обликом лекаря в лагерь христиан, чтобы излечить от недуга английского короля, которого он в реальности никогда не видел и вряд ли бы пожелал видеть? [57]Можно привести еще множество других примеров, нарушающих всякую согласованность и точность в этом единственном романе [58].