Дональд Карсон: Новый Библейский Комментарий Часть 1 (Ветхий Завет)

Принимая во внимание, что Библия создавалась множеством людей на протяжении столетий, можно не удивляться тому, что она объединяет много литературных жанров. Поэзия и проза, повествование и рассуждение, пророчество и молитва, притча и сказка, пословицы и псалмы, история и богословие, генеалогия и апокалиптика, благовестив и послание, законы и мудрые изречения, проповедь и эпос — все это, а также многое другое есть в Библии. В формулах завета ощущается некое подобие хеттским договорам; правила, регулирующие хозяйственные обязанности, обнаруживают удивительное сходство с нормами поведения в эллинистическом мире. Все эти реалии, обусловленные участием человека в создании Библии, непременно подскажут, как мы должны подходить к Библии, чтобы правильно ее толковать.

Если мы согласны с тем, что самораскрытие Бога включает в себя словесное откровение и что Бог часто использовал людей в качестве своих глашатаев, то мы, во–первых, должны задуматься о том, как осуществляется переход от этого на первый взгляд сугубо индивидуального устного процесса к общепризнанному зафиксированному Писанию (тема данного раздела); и, во–вторых, как соотносится речь Бога с речью Его земных посредников (тема следующего раздела).

Очевидно, что, хотя Писание рассказывает о Боге, говорящем через людей, единственный доступ к этому необычному явлению на протяжении исторического периода, который охватывает Писание, имеется только в Писании. Это, в частности, подразумевает риторический вопрос Иисуса: «Не читали ли вы реченного вам Богом?» (Мф. 22:31). Отсюда, по–видимому, вытекает следующая альтернатива: либо Писание — это всего лишь свидетельство (ненадежное) о словесном Божественном откровении, либо не что иное, как результат подобного откровения. В первом случае исследователь должен как можно лучше разобраться, какие части Писания представляют собой достоверное свидетельство о Боге, Который являет себя в деяниях и словах, а какие части не заслуживают доверия, и объяснить, на каком основании приняты подобные решения. Во втором случае Библию следует понимать не только как достоверное свидетельство о милостивом самораскрытии Бога в словах и деяниях, но и как воплощение словесного Божественного откровения человечеству. Эти взаимоисключающие взгляды на природу Писания, несомненно, повлияют на то, как мы будем подходить к Писанию.

По поводу отношения позднейшего Писания к более раннему ни малейших сомнений быть не должно: десятки фрагментов свидетельствуют о том, что для этих авторов все сказанное в Писании сказано Богом. Из контекста всегда понятно, что целью письменной фиксации этих высказываний является дополнение основного повествования, в котором прямо или косвенно очерчивается божественная перспектива. Придется приложить немало стараний, чтобы четко определить, какой литературный жанр используется и какая идея передается, но всегда будет ясным отношение Бога к тому или иному вопросу.

Так, слова из Быт. 2:24, которые в Бытие не приписывались Богу, представлены в Мф. 19:5 как то, что Бог «сказал». Сам Бог говорил устами святых пророков (напр.: Лк. 1:70). Когда ученики обвиняются в «несмысленности и медлительности сердца» за неспособность поверить «всему, что предсказывали пророки» (Лк. 24:25), то сущность того, что должны были понять ученики и что затем подробно объяснил им Иисус, это «сказанное о Нем во всем Писании» (24:27). Евангелие — это то, что Бог «обещал чрез пророков Своих, в святых писаниях, о Сыне Своем» (Рим. 1:2—3). Слова Писания и слова Бога отождествляются настолько, что Павел персонифицирует Писание: «Ибо Писание говорит фараону» (Рим. 9:17); «Писание, провидя, что Бог верою оправдает язычников…» (Гал. 3:8); «Но Писание всех заключило под грехом» (Гал. 3:22). Ни одно из этих речений не имело бы смысла, если бы Павел не считал, что сказанное в Писании сказано Богом. Со всей определенностью эта мысль выражена в 2 Тим. 3:16: «Все Писание [ graphe ] богодухновенно и полезно…» Правда, в данном контексте это относится к тому, что мы называем ветхозаветным Писанием (обратите внимание на предыдущий стих: Тимофей с детства знал «священные писания» [ hiera grammata ]); более того, в этом фрагменте ничего не говорится о точных границах Писания, определяющих общепризнанный канон. Но этот фрагмент действительно подтверждает, что если какие–то тексты включены в состав «Писания», их следует считать «богодухновенными» (более подробно об этом ниже) и относиться к ним соответствующим образом.