Киприан Керн: Литургика

Древнейшее христианское упоминание тропаря находим в уставе Великой Константинопольской церкви; это — единственное песнопение древне-византийского богослужения. Тропарь — песнопение, не взятое из Священного Писания, следовательно — не псалом, ни библейская песнь, точно также как и у римо-католиков “гимн.”

В современном уставе слово “тропарь” употребляется часто и в разных значениях или, лучше, с разными прилагательными.

1. Отпустительные тропари

Надо прежде всего отличать так наз. “отпустительные” тропари, т. е. краткое заключительное песнопение, прославляющее данный праздник, святого или явление иконы. Это собственно тропарь в настоящем смысле этого слова.

2. Тропари канона

Кроме того, говорится о тропарях канона, то есть о строфах христианского церковного песнетворчества, составляющих песни канона, поемых по образцу ирмоса и восполняющих известное число в данной песни. Об этом будет сказано ниже в связи с канонами.

3. Тропари на “Господи воззвах”

Иногда слово “тропарь” обозначает в Типиконе стихиры на “Господи воззвах”; тогда говорится о “тропарях на Господи воззвах.”

Тропари имеют свой нарочитый напев в каждом гласе. По своему содержанию тропари могут приобретать и некоторые характеризующие их прилагательные, как например: Воскресен, Крестовоскресен, Богородичен, Мученичен, Крестобогородичен, Покоин, Троичен, Покаянен и т. д.

Кондак.

Кондак, в его теперешнем облике и объеме — небольшое песнопение в одну-две строфы, очень похожее на тропарь и даже у русских поемое по тропарной мелодии [6] У сербов это — особые самогласны. и помещаемое после 6-ой или после 3-ей песни канона. Оно повторяется и на литургии, и на повечерии. Совсем иное представлял собою кондак по своему происхождению и древнему употреблению. История его поучительна, хотя и не вполне еще изучена.

Самое слово “кондак” — κόντάκιον некоторые производят от κόνταζ (как его уменьшительное) — “копье”; но вероятнее производить его от κοντός — палочка, на которую наматывался свиток пергамента, называвшийся ίλητάριον. Сборники таких “кондаков” называются кондакариями.

Но если в наших современных богослужебных книгах это песнопение занимает самое скромное место и теряется в обширных песнях канона, то в древности, до появления канонов, кондак занимал совершенно исключительное место в суточном и годичном богослужении. Он вовсе не ограничивался одной строфой, а представлял собою самостоятельное и большое поэтическое произведение, так сказ., целую богословскую поэму. Древний кондак в его классическом облике — это цепь из 20–30 строф, постепенно развивающих одну общую тему. В этой поэме надо различать следующие составные части: начальная строфа, κουκούλιον, написанная одним, необычным для всего произведения, размером; икосы, числом чаще всего 24, написанные одним общим для всех их размером; припев, έφύμνιον, или άκροτελεύτιον, или άνακλώμενον в один-два стиха. Припев этот является последней фразой вступительной строфы, “кукуля.” Инициалы всех строк, как икосов, так и кукуля, дают акростих, “краегранесио.” Икос, οίκος, по-гречески значит “дом.” Как показало научное исследование, кондаки первоначально происхождения сирийского; а по-сирийски “Deth” — дом — может означать и строфа; точно также, как по-итальянски “Stanza” значит и строфа и комната. Таким образом, весь кондак фигурально уподобляется большой постройке, чертогу, построенному по особому плану с множеством отдельных комнат.

Предание связывает происхождение кондаков с именем преп. Романа Сладкопевца, современника импер. Анастасия I (491–518). Этот поэт был, по-видимому, происхождения сирийского, родом из Верита (Бейрута). Кондаки его представляют сложно построенную богословскую поэму, очень похожую, как это доказал Маас [7] “Das Kontakion” in Byz. Zeitschr. XIX 1910 Ss 285-59 на проповеди Василия Селевкийского. И действительно, кондаки Романа Сладкопевца во многом схожи с проповедями. Так как их содержание не было связано ни с какой заранее данной темой, как это потом случилось с канонами, привязанными по содержанию своих песен библейским, то кондаки позволяли их автору свободно развивать свою тему. Творческое дарование поэта свободно создавало образы, развивало основную мысль праздника или жития данного святого, богословствовало в стихах.

Со временем, под влиянием входившего в обиход канона, тоже литургической поэмы, но уже с заранее данными рамками для каждой песни, приуроченными к песням библейским, кондак постепенно стал уступать место новому облику церковного песнетворчества и был им почти совершенно вытеснен. Древние “илитарии” или “кондакари” сохранили в афонских и синайских книгохранилищах эти перлы творчества Романа, но в богослужебных книгах остались только после 6-ой песни канона краткий кондак, то есть в сущности прежний “кукуль” или сопровождающий его первый икос. По сравнению с кондаком классического времени наши богослужебные каноны являют яркий пример декаденции как церковной поэзии, так и богословской мысли. Тавтология, иногда сдобренная игрой слов, перифразы псалмических стихов, часто бессодержательные похвалы мученических и преподобнических подвигов святого пришли на смену когда-то богатой по содержанию и богословской остроте и очень замечательной в отношении поэзии красоте кондаков. Невыразимо грустно, что кондак, во всем своем объеме составлявший главное содержание богослужения праздника по уставу Студийскому и еще в XI–XII вв. бывший его украшением, потом был заменен псевдонимными канонами. После первых творцов канонов, Андрея, Косьмы, Феофана и самого Иоанна Дамаскина, составлением канонов занялись писатели второго сорта, более или менее неудачно перефразировавшие образцы предшественников. А кондаки были прочно забыты. Как говорит проф. Миркович: “Роман Сладкопевец изгнан из греческой церкви и сделался достоянием чуждого ему мира, который ему создал целый культ, удивляясь его благочестию и красоте его слов.” Поистине, после трудов Мааса и Питры, на Западе увлекаются кондаками, их выискивают по монастырским рукописям, изучают и превозносят их великого автора.