Киприан Керн: Литургика

Как пример, можно привести св. Иоанна Дамаскина. Если патристика знает его как автора “Точного изложения Православной веры” и “Слова против иконоборцев,” то для литурги-ста он является автором если не всего Октоиха, то значительной его части, автором ряда канонов на большие праздники и иных богослужебных песнопений. Раскрытие содержания этих его творений обогащает наше богословское ведение и дает нам материал для истории и системы православного богословия.

Если опять-таки обратиться к песнопениям Октоиха, особливо к Догматикам, то есть богородничным песнопениям, поющимся на “и ныне” на “Господи воззвах” воскресных дней или к Анатолиевым стихирам тех дней, то в них мы найдем богатейшие мысли о догмате воплощения Сына Божия, искупления, Приснодевства и т. п. Это может послужить прекрасным материалом для изучения тринитарных, христологических и мариологических споров; в этих гимнах Церковь устами своих учителей, писателей и вдохновенных поэтов излагает свое учение по этим догматическим вопросам, так же как она это делает в писаниях отцов, богословских трактатах или символических вероопределениях.

Степенные антифоны недельных служб дают нам также богатый материал для учения о Святом Духе. В Постной Триоде мы находим очень важные песнопения, говорящие о зарождении греха в нас, о борьбе с ним, о посте, молитве и др. аскетических упражнениях. Требник, эта нераскрытая еще книга нашего богослужебного и богословного богатства, может многому научить богослова в вопросах антропологии, демонологии, космологии и под.

В древней Византии и Москве, когда еще не существовало систематических богословских школ (семинарий и академий), общество, тем не менее, было весьма образовано в смысле богословском, так как получало это свое образование в церкви, где с церковного клироса оно слушало песнопения, поучительные чтения из святых отцов и аскетических писателей и таким образом получало свое богословское назидание. Более поздняя, систематическая и схоластическая школа вытеснила это, привив науке западный, более рационалистический, и, главное, схоластический характер. При сокращении богослужения, упразднении поучительных, так наз. “уставных чтений,” а, главное, при безвкусном и безграмотном совершении богослужения, оно потеряло для общества свой назидательный характер и постепенно в его сознании стало только “обрядами,” то есть бессодержательными внешними действиями. Самое же прискорбное, это то, что богослужению перестали придавать характер назидательный, дидактический. Оно сохранило в глазах большинство людей только свой латреутиче-ский и сакраментальный характер.

Надо помнить и крепко себе усвоить, что богослужение, в самом широком смысле этого слова, то есть песнопения, чтения из Писания и поучительных отеческих книг, неисчерпаемое богатство нашей иконописи и символических действий при таинствах, повседневных службах и вообще при богослужении, равно как и народно-бытовая мудрость в обычаях, связанных с отдельными праздниками и чинопоследованиями, — все это есть источник нашего богословного назидания и боговедения. Нельзя ограничивать изучение святоотеческих творений одними только богословскими трактатами в прозе; надо обратиться и к церковной поэзии, иконописи, символике и вообще к богослужению.

Из сказанного ясно, что под литургическим богословием следует понимать систематизацию богословских идей, заключающихся в нашем богослужении, в наших церковных песнопениях, иконографических композициях, последовании праздников, таинств и вообще во всем церковно-служебном обиходе. Оно должно быть изучаемо в исторической перспективе, при обращении внимания на постоянное развитие и изменение тех или иных чинов или праздников, при сравнении их с богослужебными обычаями других инославных христианских обществ: римо-католиков, армян, коптов, несториан и пр. Само собою разумеется, что это изучение не может быть оторвано от органической связи внутреннего содержания нашего богослужения с уставными потребностями и всеми требованиями нашего Типикона, памятуя опять-таки, что последний есть сам по себе продукт сложного исторического процесса и выработался в своем теперешнем облике и составе только после упорной борьбы разных монастырских церковных уставов. Типикон поэтому не может и не должен быть рассматриваем, как боговдохновенная книга и неизменная регула нашего богослужения; но без знания устава самое изучение богослужения никогда не будет полным и не сможет отвечать требованиям церковности.