Андрей Кураев - Дары и анафемы

Тут уже нельзя не согласиться с тем, что «Нотович пустил в ход всю изобретательность своей пылкой фантазии, столь вообще свойственной семитическим выходцам с Востока» [413]. Ради согласия с версией Нотовича придется разойтись не только с древнехристианским преданием, но и объявить лжецом иудейского историка Иосифа Флавия, который так и не понял причин описанного им римского вторжения в Иудею. Придется и талмудических мудрецов счесть клеветниками на свой собственный народ (ибо талмудические тексты вполне однозначно инициативу гонений на Христа приписывают именно еврейским старейшинам) [414]. Но — с Тибета виднее…

Не стоит удивляться столь странному перекраиванию библейских событий. Просто автор этой «кройки и шиться» был не силен в знании евангельских текстов. В своем предисловии к книге Нотович, указывая на бедность евангельских свидетельств о детстве Христа, приводит следующую цитату: Младенец же возрастал и укреплялся духом, и был в пустынях до дня явления своего Израилю (Лк. 1, 80). «Легковесность “научного багажа” г. Нотовича сказалась здесь особенно наглядно, так как приведенные слова ев. Луки относятся вовсе не к Иисусу Христу, как он ошибочно полагает, а к Иоанну Крестителю» [415].

Впрочем, исправляя одно, Нотович почему-то не исправляет другое. В публикуемой им рукописи имена Иисуса и Моисея искажены («Исса», «Мосса»). Это вполне логично: при переводах с языка на язык звучание и написание имен меняется. Странно другое: то, что Нотович забыл изменить другие имена. И имя Понтия Пилата осталось неизменным при переводе с еврейского языка (по версии Нотовича еврейские купцы рассказываали в Индии о событиях вокруг «Иссы») на палийский и с палийского языка на тибетский.

На Западе бум вокруг книжки Нотовича (бум понятный: ведь Нотович заявил, что «Тибетское Евангелие» написано через 3 или 4 года после смерти Христа — в отличие от канонических Евангелий, «которые были составлены в различные эпохи и в период гораздо более поздний» [416]) кончился довольно скоро: «притихли шумные восторги атеистической оргии, молчит и сам г. Нотович, „оставивший за собой право доказать“ историческую подлинность этих мнимобуддийских хроник… Такой, столь неблагоприятный для Нотовича, поворот общественного мнения начался собственно с опубликования результатов исследований и розысков, добытых западноевропейскими учеными, и в особенности таким колоссом ориентализма, каким в глазах всего цивилизованного мира является Макс Мюллер. Последний собрал самые точные сведения о том самом буддийском монастыре, в котором будто бы хранятся таинственные рукописи, открытые Нотовичем и в котором будто бы Нотович проживал долгое время со своею переломленною ногою и пользовался медицинскою помощью „махатм“. И что же оказалось? Оказалось: 1) что никакого русского путешественника в этом монастыре не было; 2) что в течение последних 50 лет (настолько хватает память буддийских монахов-старожилов) там никого не было с переломленною ногою; и 3) что там нет и никогда не было никакого манускрипта, относящегося к жизни Иисуса Христа, и никто не знает, чтобы был таковой где-либо в другом месте во всем Тибете и во всей Индии» [417].

В России были известны критические отзывы на его брошюру о. Евгения Аквилонова (“несомненный подлог”) [418], Т. Буткевича [419], и уже цитированный выше отклик Н. Стеллецкого.

В защиту Нотовича выступил некий «архимандрит Хр.». Его аргументы в пользу апокрифа не были опубликованы. Однако я полагаю, что они были не слишком серьезны. Сомнения в религиоведческой компетентности «архимандрита Хр.» во мне посеяла такая его сентенция: «Во всех этих записях рассказы носят колоритный характер понятий буддистов, что видно, например, из конца второго манускрипта, где находится такая фраза: “Исса — человек, благословенный Богом и лучший из всех; его-то великий Брама избрал, чтобы воплотить в него свой дух, который отделился от Высшего Существа на время, назначенное судьбой”» [420]. Вот именно буддист как раз и не мог бы написать что-либо подобное. Идея Брамы не интересует буддистов, и, кстати, Брама пантеистического индуизма так же не слишком интересуется людьми и не «благословляет» их. Но имя для якобы православного защитника Нотовича было избрано расчетливо: оно не могло не вызвать ассоциаций с самым известным православным историком религии XIX в. — архим. Хрисанфом (Ретивцевым).

Казалось бы, — апокриф, столь фантастичный в своих деталях, вряд ли может возбуждать доверие и к тому, что является в нем главным. Главное же его утверждение — «Иисус был в Индии». Тем не менее ему верят, даже если ради этого приходится занимать позицию «верую, ибо абсурдно»: «Я не сомневаюсь, вернее, знаю, что Христос был в Индии, но ученые-востоковеды, поддержанные представлениями церкви, яро отрицают эту возможность» [421](«знания» свои Е. Рерих получила не в индийских или европейских востоковедческих архивах, а на спиритических сеансах, когда ей являлись «владыки Шамбалы» [422]).