Люсьен Леви-Брюль - Сверхъестественное в первобытном мышлении

В работе о дидинга (англо-египетский Судан) Драйберг объяснил природу этих страхов и опасений. «Человеческая кровь, пролитая во время гнева, неизбежно навлекает зловредных и опасных духов. Следовательно, наличие этой крови представляет весьма серьезную опасность, подвергающую людей действию влияний, способных умертвить их немедленно или впоследствии. Вот почему всякая небрежность, когда имеют дело с человеческой кровью, — преступление, и, если следствием его стала смерть, хотя бы через несколько лет, она должна быть искуплена как убийство. Следует иметь в виду, что даже если непосредственной причиной смерти оказывается оспа, чахотка или другое естественное заболевание, то все же считается несомненным, что покойник не заразился, если бы он не навлек зложелательства какого-нибудь духа, наделившего его этой болезнью».

Драйберг иллюстрирует сказанное поучительными примерами. «Если человек, имеющий на себе кровь, пролитую насильственным путем, хочет войти в селение, свое или чужое, то необходимо, чтобы он предварительно принес в жертву козу и измазал себя содержимым внутренностей животного. Просто умыться для удаления крови было бы недостаточно. Если он беспечно входит в селение, не принеся жертвы, то сейчас же после того, как это будет обнаружено, должен принести жертву, чтобы попытаться отвратить возможные несчастья. Однако если в первые годы, которые последуют за этим случаем, кто-нибудь умрет, то человека, повременившего с жертвой, будут считать ответственным и вынудят уплатить компенсацию, полагающуюся за убийство». Кровь, которая на человеке, делает его нечистым. Входя в селение, не очистившись, он его заражает. Его скверна сообщается жителям селения, которые из-за этого оказываются в преддверии несчастья. Если кто-нибудь умрет, то это будет его виной.

«Если человек, не очистившись, отправляется в мужской дом вне селения и ест с мужчинами, то его жестоко бьют и заставляют принести жертву. Однако и в этом случае, если кто-нибудь из присутствующих мужчин умрет в ближайшие годы, человек этот должен уплатить полную компенсацию (за убийство). Если в таком же состоянии человек придет на чье-нибудь насаждение и уронит кровь на растение или около него, необходимо, чтобы он принес в жертву овцу или козу и разбросал содержимое ее внутренностей по посадкам: в противном случае урожай погибнет.

Если человек, оскверненный кровью, доит корову, то она потеряет молоко или падет, по крайней мере если он не принесет в жертву козы. Вот почему, если корова падет, он должен вместо нее дать другую.

Вероятно, по этой же причине, т. е. из-за крови, женщину после родов запирают на три дня после рождения мальчика и на четыре после рождения девочки. Всякий, нарушивший запрет и вошедший во двор роженицы, должен сейчас же принести в жертву козу, а если кто-нибудь умрет, то он обязан уплатить полную компенсацию, как за убийство». Таким образом, достаточно, чтобы человек проник во двор роженицы, даже не приближаясь к ней и не видя ее, чтобы кровь, которую она теряет, осквернила его. Сделавшись нечистым, он, в свою очередь, заражает других и становится ответственным за могущие произойти несчастья.

Чернокожие Нижнего Конго не меньше дидинга боятся осквернения, вызываемого прикосновением к человеческой крови, пролитой насильственным путем. Это отметил еще Бентли. «Люди здесь так злы, что игры в туземных селениях возможны лишь самые невинные. Каждый готов придраться к какому-нибудь поводу для вымогания денег. На наших станциях (миссионерских) хоккей в большом почете. Однако стоит одному из местных молодых людей, участвующих в игре, получить какую-нибудь ссадину, как устраивается целый процесс и семья раненого требует огромного штрафа. Если по чистой случайности была пролита хоть капля крови, то ее бережно хранят на листе как улику. Перелому не придается никакого значения, а единственная капля крови самым непостижимым образом заставляет их терять голову».

Ван-Винг пишет то же самое: «Удары с пролитием крови расцениваются выше, чем простые удары, ибо в крови пребывает душа, начало бессмертной жизни и личности в самом интимном смысле слова. Ее-то глубоко поражает всякое истечение крови». Наконец, А. Швейцер говорит: «Обычно туземец не прикасается ни к чему, оскверненному кровью или гноем, так как это, если применить религиозный термин, делает его нечистым».

Можно привести много подобных свидетельств, собранных далеко от Индонезии и Африки. Ограничимся тремя. У ленгуа «я видел, — говорит Грубб, — индейца, сильно потрясенного незначительной раной потому только, что она обильно кровоточила и имела неприятный вид». На Маркизовых островах «во время татуировки… каждая капля крови быстро вытирается куском тапа, ибо ни одна не должна коснуться земли». В «Первобытном мышлении» приводится аналогичный факт, наблюдавшийся на Каролинах. Один туземец порезал себе палец ножом. «Рана была незначительной. Однако все окружающие выразили крайний ужас. Раненый пришел в такой упадок духа, что остался сидеть без движения с закрытыми глазами, как человек, ожидающий с минуты на минуту смерти». Мы теперь в состоянии лучше понять ужас этого человека и его спутников. Предыдущие факты дают нам такую возможность. Малейшая потеря крови — большая опасность одновременно и для того, кто видит, как таким образом улетучивается мистическое начало его жизни, и для тех, кто в силу соприкосновения с этой кровью подвергает себя страшному осквернению и риску распространить это осквернение на других.