Филип Шафф - История Христианской Церкви Tом III Никейское и посленикейское христианство От Константина Великого до Григория Великого 311 — 590 г. по Р. Х.

Когда католики утверждают, что отцы церкви — их исключительная собственность, они выражают очень узкий, несвободный и механистический взгляд на историю. Они забывают о том, что отцы церкви учили многим вещам, настолько же не соответствующим папству, как и протестантский символ веры, и ничего не знали о некоторых учениях (например, о непогрешимости папы, о семи таинствах, о пресуществлении, о чистилище, индульгенциях, тайне исповеди, непорочном зачатии Девы Марии и т. д.), которые обязательны для нынешнего католичества. «Я прекрасно помню, — говорит доктор Ньюмен, бывший интеллектуальный лидер оксфордского трактарианства (в своем Letter to Dr. Pusey on his Eirenicon, 1866, p. 5), — каким изгоем я казался себе, когда только взял с полок своей библиотеки тома святого Афанасия и святого Василия и принялся их самостоятельно изучать, — и не менее прекрасно помню другое время, когда я, уже давно пребывая в католическом общении, целовал эти книги с наслаждением, чувствуя, что в них найду больше, чем я утратил, и, словно обращаясь лично к этим славным святым, завещавшим их церкви, я говорил неодушевленным страницам: "Теперь вы мои, а я — всецело ваш"». С тем же правом иудеи могли бы претендовать на исключительное обладание книгами Моисея и пророков. Отцы церкви были живыми людьми, они представляли внешнее развитие и конфликты христианства своего времени, развивали и отстаивали великие истины, но не без примеси многочисленных заблуждений и несовершенств, исправленных в последующие времена. Истинные дети этих отцов — те, кто, стоя на основании Христа и апостолов, целуя Новый Завет, а не человеческие труды, следует им лишь постольку, поскольку они следуют Христу, и делает свое дело, продвигаясь в русле подлинно евангельского вселенского христианства.

Его пригласили на собор в Эфесе, где в 431 г. было осуждено несторианство, но он умер за год до этого собора. Он побудил галльского монаха Лепория взять назад свои несторианские высказывания. Его христология во многих отношениях несовершенна и туманна. См. Dorner, History of Christology, ii, pp. 90–98. Хотя Иероним сделал для этой части вероучения еще меньше.

Уиггерс (Wiggers, Pragmat. Darstellung des Augustinismus und Pelagianismus, i, p. 27) считает самым необычным и замечательным моментом в характере Августина его исключительное единство разума и воображения, схоластики и мистики, в котором ни одно, ни другое не преобладает. См. также Huber, /. с, р. 313.

Нурриссон, прекрасно раскрывающий философию Августина, говорит ( l . с, tom. i, p. iv): «Я не думаю, что кто‑либо, за исключением святого Павла, внес такой вклад, словесно и своими писаниями, в организацию, толкование и распространение христианства; и никто, после святого Павла, даже славный и непобедимый Афанасий, не трудился так мощно ради созидания католического единства».

О католическом и аскетическом характере его обращения и его веры см. замечания в моем труде об Августине, гл. viii, немецкое издание.

Мы вспоминаем его знаменитое антиманихейское высказывание: «Ego evangelio поп crederem, nisi me catholicae ecclesiae commoveret auctoritas». Протестантизм изменил эту максиму на противоположную и основал свою веру в церковь на вере во Христа и Евангелие, а не наоборот. См. также известные слова Иринея: «Ubi ecclesia, ibi Spiritus Dei, et ubi Spiritus Dei, ibi ecclesia». Согласно же духу протестантизма, мы сказали бы: «Где Дух Божий, там церковь, и где церковь, там Дух Божий», а не наоборот.

Согласно истинно христианским принципам, было бы гораздо более благородным, если бы он женился на той африканской женщине, с которой жил в незаконных отношениях тринадцать лет, которая всегда была ему верна, как и он ей, и которая родила ему любимого одаренного сына Адеодата, — вместо того чтобы предоставить ей, как он какое‑то время намеревался, выбрать себе другого партнера, у которого было больше достоинств. Превосходство евангельской протестантской морали над католическим аскетизмом здесь очевидно. Но если учесть дух той эпохи, то Августин вряд ли пользовался бы таким большим уважением и вряд ли совершил бы столько, будь он женат. Безбрачие было мостом от языческого разврата к евангельскому христианскому возвышению и освящению семейной жизни.

По поводу учения Августина о церкви см. выше, §71, а особенно подробный рассказ Рота (R. Rothe: Anfänge der christl. Kirche und ihrer Verfassung, vol. i, 1837, pp. 679–711). «Августин, — пишет он, — решительно принял представление Киприана [о церкви] во всех его основных пунктах. А приняв его, он вложил в него во всей глубине свою прекрасную, мощную и взволнованную душу, свой ясный, логический ум и оформил его в ту совершенную и строгую систему, которой ему еще недоставало» (р. 679 f). «Представления Августина о церкви были образцом для последующих времен» (р. 685).