Галина Калинина - Что играет мной? Страсти и борьба с ними в современном мире

Из разговора.

Эмоциональная невовлеченность в общение с другим человеком, отсутствие истинного инте­реса к ближнему приводят к тому, что любой человек рано или поздно становится скучен. Об­щение если и сохраняется, то сводится к совмест­ному проведению досуга. Подобная форма отно­шений делает окружающих людей взаимозаме­няемыми: в конце концов, какая разница, с кем играть в бильярд или пить кофе? Прочных дру­жеских связей не образуется, и человек от этого еще более ощущает свою отчужденность.

«Я не могу долго общаться с одним и тем же человеком. Довольно скоро он становится мне скучен. Максимум полтора года — и меня уже тянет сменить компанию. Нужно все время чего-нибудь новенького. Потом, отдохнув от старого знакомого, я могу опять начать с ним общаться. А могу и не начать. Это уже зависит от ситуации. Но раздражение после некоторо­го перерыва проходит. Ну, если я буду общать­ся с человеком редко, примерно несколько ча­сов в месяц, тогда наши отношения могут про­длиться довольно долго. В любом случае по­требность отдыхать от людей, потребность ме­нять круг общения всегда присутствует».

Из разговора.

Подобное отношение к дружбе провоцирует еще большее отдаление человека от мира. Не участвуя в отношениях сердцем, не жертвуя ни­чем ради другого, он не может постичь истинной природы другого человека, не может по-настоя­щему заглянуть в чужую душу. Для «человека скучающего» окружающие люди представляют собой нечто вроде хитроумных механизмов. Ему интересно бывает покопаться в чуде техники с названием «человек», «разобрать его», «разло­жить по винтикам», но знание человеческого устройства вызывает не восхищение, а только скуку. С другой стороны, набравшись опыта в таком «использовании» людей, он понимает к какому-то моменту, что может быть точно так же использован кем-то другим. Это осознание рож­дает сильный и почти непреодолимый страх пе­ред возможностью открыться другому человеку. В конечном итоге человек скучающий еще боль­ше замыкается в себе, яростно противится лю­бой возможности оказаться вовлеченным в эмо­циональные отношения, перед которыми он чув­ствует себя беззащитным, и не принимает ника­ких форм откровенного общения.

«Не лезьте ко мне в душу». Проходя через различные формы отчуждения от окружа­ющего мира, человек к какому-то моменту, не умея преодолеть это отчуждение, возводит его в принцип, делает из него продуманную систему. В основе этой системы лежит все тот же страх за свое «я» как одна из форм гордыни, ощущение полной собственной беззащитности как след­ствие неверия в Бога и Его Промысл о человеке. По своей гордости человек, будучи не в силах признаться ни в том, что «любить не получает­ся», ни в том, что «любить страшно», восклица­ет надменно: «Любить не хочу!»

За его «любить не хочу» стоит всегда острая нехватка любви окружающих. Он жаждет всей ду­шой этой любви, но, не получая ее, провозглаша­ет добровольный отказ: «Не очень-то и хотелось». Любопытно отметить, как в сознании, не утвер­дившемся еще в подобном нигилизме, соседству­ют мысли о собственной отверженности и о соб­ственном нежелании человеческого общения.

«Ко всему, что творится во мне, прибавля­ется еще много глупостей, например, меня ста­ли бросать друзья. Я всю жизнь думал, что дружба — это понятие круглосуточное, но ког­да лучшие друзья бросают мне фразы: «не до тебя», «надоел» — и перестают со мной об­щаться, мне кажется, что я и не дружил с ними вовсе, а подумаю, вроде бы и не с чего им меня бросать... Мне все время хочется быть одному, люди достают меня своими вопросами, заме­чаниями, предложениями. У меня такое ощу­щение, что в жизни пропали все люди, которым я могу все рассказать».

Из письма.

На самом деле здесь нет парадокса. Оказав­шись отделенным от мира, человек ищет выход из трагической ситуации (а ситуация одиночества всегда воспринимается с некоторой степенью трагизма) и встает зачастую на наиболее про­стой (впрочем, никуда не ведущий) путь. Ведь когда тебя отвергают, легче всего сказать: «Не очень-то и хотелось». Другое дело, что подобный поступок проблемы совершенно не решает. Единственное, что он дает, так это возможность «сохранить лицо».

Понимая, что слов недостаточно, человек порой берется за дело радикально и начинает себя перевоспитывать, переделывать, то есть последовательно добивать все оставшиеся чув­ства. Он осмысленно и сознательно творит из себя бесчувственного робота, считая, что толь­ко так может защититься от потенциальной боли. В зависимости от природных дарований (от того, сколько всего нужно в себе убить) и от силы воли человек рано или поздно преуспевает в своих опытах над собственной душой и превра­щается в озлобленное существо, разъедаемое собственными амбициями и неудовлетворенной потребностью в любви. Он точно вампир пита­ется чужими чувствами (такие люди испытыва­ют постоянную необходимость в присутствии поблизости любящих сердец), но не может на­сытиться, а только истощает окружающих, по­тому что его душа, занятая самосозерцанием, оказывается неспособной принять энергию чу­жой любви.