«Тогда воззвал Дух Живой громким голосом, и голос
Духа Живого стал подобен острому мечу и раскрыл
Первочеловеку свой образ.
И он сказал ему:
Мир тебе, благой среди злых,
Сияющий во тьме,
Бог, обитающий среди зверей ярости,
Которые ничего не знают о их великолепии.
Затем отвечал ему Первочеловек, говоря:
Приди с миром, неся “товар” покоя и мира.
И он сказал ему:
Как живется нашим отцам, сыновьям света, в их городе?»
Приветствие Духа Живого подчеркивает противопоставление нынешнего положения Первочеловека и его настоящего происхождения и предназначения. Первый, тревожный вопрос Первочеловекасноваотносится кего роду, сыновьям света: была ли его жертва напрасной или же они спасены?
2. Возвращение Первочеловека
Дух Живой, сопровождаемый Матерью Жизни, протягивает Первочеловеку свою десницу, за которую тот хватается. Таким образом он вытягивает Первочеловека из глубины мира тьмы. Вместе с Матерью Жизни и Духом Живым он постепенно поднимается, восстает как победоносный свет из тьмы, пока не возвращается в светлый рай, свою небесную родину, где находится его род.
Это возвращение в манихейской традиции изображается еще и по-иному. В одном гимне на парфянском языке говорится:
Он был сыном первоначального отца и принцем,
царевичем.
Он отдал свое Я врагам, всю свою власть в оковы.
Все зоны и власти опечалились из-за него.
Он взмолился к Матери Жизни и она взмолилась к
Отцу Величия: «Прекрасный сын, беспечальный, из-за чего он разрывается демонами?»
К сожалению, дальше в тексте следует большой пропуск, где, скорее всего, описывалосьосвобождение Первочеловека. Далее следует обращенное к Первочеловеку воззвание собрать свои утраченные светлые элементы:
собери Свои Члены!
Прекрасный в вечности, с сияющим ликом пошел наверх в свою страну.
Мать обняла и поцеловала его: «Ты пришел снова, утраченный сын.
Поспеши и иди к свету, ибо Твои родственники очень тоскуют по Тебе!»
(М 33, 69–98)
Очевидно, что вся ситуация тождественна тому, что происходит и в Песне о жемчужине', но здесь мы переживаем также радость возвращения, когда молодой сын воссоединяется со своей матерью. Бросается в глаза чрезвычайно патетическое, чувствительное описание: юноша, бесстрашно идущий в бой, сверкающий юный герой в блестящем вооружении, неожиданное поражение и его горечь, оглушительный удар, страшное пробуждение, когда ему становится ясен весь ужас положения, отчаянный зов о помощи, тревога за ужасную участь своей небесной родины, которая угрожает ей, прибытие спасителя, краткий, но трогательный диалог между спасителем и спасенным, возвращение, завершающееся выразительной сценой, когда мать обнимает и целует своего единственного сына, которого, как она думала, потеряла навеки. Всю полноту переживаний, связанную с этими драматически сменяющимися сценами, ее поразительно захватывающее воздействие на слушателя мы должны постоянно иметь в виду, если мы захотим понять, каким образом манихейские гимны обращались к сердцам верующих.
Тема страдания и спасения Первочеловека является лейтмотивом манихейского мифа. Первочеловек — спаситель, но сам нуждается в спасении. Это гностическая догма «спасенного спасителя». Для обозначения активного начала Спасителя, направленного на спасение «мира света», манихейство использует выражения: Vahman vazurg (ср. — перс.) и Manvahmлd vazurg (ср, — парф.), «Великий Нус». Это представление о Великом Нусе берет свои истоки в древне-иранской религии, и уже в Гате Заратустры мы частично встречаем те же самые мысли, что и у Мани. Эта спекуляция уходит корнями еще в индоиранскую эпоху, так как она вновь появляется в индийских текстах Упанишад , а именно, в знаменитой мистике атман-брахмана. Выражение «Великий Нус» всплывает и в коптских Главах.
Из-за того, что силы тьмы поглотили частицы света, возникает, как уже было сказано, смешение. После нападения тьмы царит состояние смешения. И здесь мы тоже встречаем древний иранский термин. «Смешение», в зороастрийских текстах на средне-персидском языке: gumлCiSn, обозначает состояние, когда добро и зло перемешаны друг с другом, точно так же, как в средне-иранских манихейских текстах, где смешение обозначается как gumлCiSn или вmкCiвn. Само представление о смешении света и тьмы, разумной и материальной сферы, является, естественно, древнеиранским наследством в манихействе.
Читать дальше