Сэм Харрис - Конец веры. Религия, террор и будущее разума

Как мы должны расценивать подобные вещи? Можем ли мы сказать, что ближневосточные мужчины, одержимые идеей сексуальной чистоты женщин, на самом деле любят своих жен, дочерей и сестер меньше, чем американские или европейские мужчины? Конечно, можем. И самое странное в нашем общественном дискурсе то, что такое заявление не просто вызовет возражения, но во многих ситуациях его даже невозможно произнести.

Но где доказательство того, что эти люди любят меньше, чем другие? А какие бы нам понадобились доказательства, если бы подобное произошло в нашей стране? Где доказательство того, что убийца Кеннеди на самом деле его не любил? Мы найдем все нужные доказательства в наших библиотеках. Мы знаем, какой смысл имеет слово «любовь» в наших разговорах. Мы все испытывали любовь, страдали от недостатка любви, а иногда переживали нечто противоположное ей. Что бы мы ни думали об их идее «чести», мы можем вынести свое суждение о таких убийствах — и понимаем, что этим они отнюдь не выражают свою любовь к женщинам из своих семей. Разумеется, убийства «в защиту чести» — это лишь один узор в ужасном калейдоскопе дикого мужского воображения, а там есть и многое другое: убийства из-за приданого и сжигание невест, убийство младенцев-девочек, лица, изуродованные кислотой, операции на женских гениталиях, сексуальное рабство — подобные удовольствия поджидают несчастных женщин во многих частях мира. Нельзя сомневаться в том, что некоторые представления несовместимы с любовью, и среди них — идея «чести».

Что такое любовь? Мало кто из нас полезет в словарь, чтобы искать здесь ответ. Мы знаем, что хотим сделать счастливыми тех, кого любим. Мы сочувствуем их страданиям. И когда любовь в нас действенна — когда мы действительно ее чувствуем, а не просто мечтаем, — мы хотим разделить с любимыми и радость, и тревоги. Любовь заставляет нас, хотя бы в какой-то мере, забыть о самих себе — и, несомненно, именно поэтому такое состояние доставляет нам столько удовольствия. Большинство из нас понимает, что перерезать горло девушке-подростку, которую изнасиловали, — это не самое удачное выражение любви.

Тут многие антропологи захотят напомнить нам о культурном контексте. Те убийцы не являются убийцами в обычном смысле слова. Это обычные и даже любящие мужчины, которые послушно следуют своим племенным обычаям. Если следовать подобной логике, разумно было бы сделать вывод, что любое поведение может совмещаться с любым состоянием психики. Быть может, есть культура, в которой ты в знак «любви» должен содрать кожу со своего новорожденного первенца. Тем не менее это поведение просто несовместимо с тем, что мы понимаем под любовью — разве что в том обществе все люди мечтают, чтобы с них содрали кожу живьем. Золотое правило здесь действительно суммирует многие наши интуитивные представления. Мы обращаемся с теми, кого любим, примерно так же, как хотим, чтобы обращались с нами. Мужчины, совершающие убийства «чести», кажется, обычно не просят облить их бензином или изувечить.

Любая культура, которая учит мужчин и мальчиков убивать несчастных девушек, а не утешать их, неизбежно тормозит рост любви. Разумеется, в таких обществах людям забывают передать и другие важные навыки — скажем, умение читать. Неграмотность не есть альтернативный стиль грамотности, а неумение заботиться о другом не есть иной стиль нравственности. Это отсутствие нравственности.

Как можно помочь людям расширить сферу своих нравственных симпатий за пределы узкого круга близких? Как помочь им стать просто людьми, свободными от национальных, этнических и религиозных компонентов идентичности? Здесь нужен разум. По самой своей природе разум склонен смешивать горизонты познания и нравственности. Разум есть не что иное, как опекун любви.

Похоже, между нравственностью и счастьем существует прямая связь, хотя для того, чтобы быть счастливым, недостаточно бьггь нравственным. У нас нет оснований думать, что человек, который никогда не лжет, не мошенничает и не крадет, непременно будет счастливее того, кто все это постоянно совершает. И все мы знаем, что самый сострадательный человек может быть глубоко несчастным, а многим жестоким людям как будто постоянно везет. Если рождается ребенок без функционирующей копии гена, ответственного за продукцию энзима гипоксантингуанинфосфорибозилтрансферазы, он будет страдать от ряда нарушений, которые называют синдромом Леша-Нихана. Он может причинять себе повреждения, что, вероятно, объясняется накоплением мочевой кислоты в его тканях. Если не ограничивать движений такого ребенка, он может кусать себе губы и пальцы или даже колоть свои глаза острыми предметами. Трудно понять, как обучение нравственности связано со счастьем такого человека. Такому ребенку нужны не лучшие моральные наставления и даже не более глубокая любовь родителей. Ему нужна гипоксантингуанинфосфорибозилтрансфераза.