Народные верования мало привлекали людей столь независимых, и хотя на словах они чтили богов, зачастую это была пустая формальность. Слишком земные, слишком понятные, боги оказывались существами почти того же порядка, что и смертные. Между тем люди не могут долго довольствоваться идеалом, который не возвышается над уровнем человеческого. То, перед чем человек может склониться, не унижая своего достоинства, должно превосходить его, а этого нельзя было сказать о гомеровских богах. Поэтому естественно, что взор мыслящих греков все чаще силился проникнуть в таинственные небеса поверх Олимпа.
Но что они могли найти там?
Из поэм Гомера им было известно, что боги бессильны перед решениями Судьбы, а следовательно, правит миром она. Вселенная же, таким образом, являет собой как бы систему всеобщей зависимости. Раб подчинен человеку-господину, человек — игрушка богов, боги подвластны Судьбе. Удел человека — рабство не только внешнее, но и духовное, ибо он предстоит богам не с чувством смирения, а скорее как невольник. Смирение рождается из веры в благость высших сил, между тем никаких признаков благости Мойры у Гомера нельзя было найти. Ее предначертания — лишь прихоть, не имеющая цели и смысла: они превращают мир и человека в абсурд.
Феогнид с упреком вопрошает Зевса:
Как же, Кронид, допускает душа твоя, чтоб нечестивцы
Участь имели одну с теми, кто правду блюдет?
И со вздохом отвечает сам себе:
В жизни бессмертными нам ничего не указано точно,
И неизвестен нам путь, как божеству угодить [ 4].
Напрасно люди радуются своим победам над природой — от власти Рока они все равно не смогут уйти. Не старался ли отец Эдипа, получив предсказание, избежать гибели? И он, и сам Эдип, победитель Сфинкса, оказались повержены.
Но если такова участь земнородных, то какой смысл просить у богов счастья? Оно вообще пустая греза.
За красочными картинами гомеровского эпоса скрывается глубоко запрятанная мысль об обреченности людей и народов. Оборона Трои бесполезна — ее жребий предопределен; Ахиллес знает о неизбежности своей ранней гибели, Одиссей — об участи своих товарищей. И что удивительного, если у певца, прославляющего могучих витязей, внезапно вырывается скорбное восклицание:
Меж существами земными, которые дышат и ходят,
Истинно в целой Вселенной несчастнее нет человека!
В VII столетии поэт Мимнерм Колофонский продолжает эту линию гомеровского пессимизма, оплакивая быстротечную людскую долю:
Мы ж точно листьев краса, что рождает весны многоцветной
Время, когда над землей солнца теплее лучи.
Да, точно листьев краса, наслаждаемся юности цветом
Недолговечным: от нас скрыли и зла и добра знание боги [ 5].
Столь же печально смотрит на жизнь другой греческий поэт, Семонид из Самоса:
Наш быстротечен день,
Как день цветка, и мы в неведенье живем:
Чей час приблизил бог, как жизнь он пресечет.
Но легковерная надежда всех живит,
Напрасно преданных несбыточной мечте…
Все беды налицо — но Керрам * нет числа,
И смертных горести ни выразить, ни счесть [ 6].
---
* Керы– богини судьбы, посылающие беды
---
Феогнид воскрешает древнее сказание о Силене, который объявил человеку, в чем для него высшее благо:
Было бы лучше всего тебе, смертный, совсем не родиться,
Вовсе не видеть лучей ярко светящегося дня;
Если ж – родился: пройти поскорее в ворота Аида
И под землей глубоко в ней погребенным лежать [ 7].
Даже поэт Анакреонт, стяжавший славу своими игривыми стихами, неожиданно как бы проговаривается:
Умереть бы мне! Не вижу никакого
Я другого избавленья от страданий [ 8].
Так, подобно индийцам в эпоху расцвета аскетического движения, греки пришли к мысли о том, что земная жизнь — это долина скорби.
Однако, в отличие от Индии, Греция не сразу отвернулась от преходящего для того, чтобы искать истину в царстве Духа. Эллинское сознание поначалу пыталось найти путь возврата к природе , надеясь вернуть утраченную гармонию и равновесие. Это выразилось в культе чувственности и обращении к природной мистике.
Многие в это время стали искать забвения в мимолетных радостях и бездумных наслаждениях. Иным казалось, что здесь нет лучшего помощника, чем вино. Старый аристократ Алкей с Лесбоса, устав от бесплодной политической борьбы, провозглашает:
К чему раздумьем сердце омрачать, друзья?
Предотвратим ли думой грядущее?
Вино — из всех лекарств лекарство
Против уныния. Напьемся ж пьяны! [ 9]
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу