Александр Мень - История религии. В поисках пути, истины и жизни. Том 6. На пороге Нового Завета. От эпохи Александра Македонского до проповеди Иоанна Крестителя

Это, казалось, должно было привести санкхью к материализму. Но она отличалась большей последовательностью. Для нее оставалось бесспорным, что духовный мир столь же реален, как и физический, и, следуя все той же логике, санкхья приходила к заключению об особом, независимом происхождении сознания. Сначала она мыслила его источник в виде единого Духа, Пуруши , но постепенно склонилась к точке зрения, согласно которой все духовные единицы неисчислимы и составляют особое царство («лоно») нетленных сущностей [ 23]. Это чем-то напоминает онтологии Лейбница, Ренувье и Н. Лосского [ 24]. В целом же классическая санкхья выливается в ярко выраженный дуализм , признающий извечное противостояние двух миров: материального и духовного. Из их сочетания и возникает мир, каким мы его знаем. Соединившись, два плана бытия порождают действительность столь несовершенную, что вся она оказывается пронизанной болью и страданием. Мокша-Дхарма даже называет ее адом. Нетрудно понять, какой вывод вытекает из подобного взгляда: человек, изнывающий под бременем плоти, должен направить усилия на ослабление связей между духом и материей.

Из концепции Капилы и исходил Патанджали. Следуя ей, он обоготворял человеческий дух, рассматривая его как царственного пленника попавшего в силки Пракрита. В этом йога Патанджали сближается с человекобожием раннего джайнизма и Упанишадами. Действительно, если признать единосущность человеческого Я и Вселенского Атмана, мысль о нетварной природе ядра индивидуума становится вполне естественной.

По словам Патанджали, подвижник должен отвратиться от «жажды предметов видимых и слышимых» [ 25]. Человек, не осознавший своего сверхприродного величия, остается в рабстве у материи. «Неведение, — говорит Патанджали, — есть принятие того, что неверно, нечисто, мучительно и не является Я, — за вечное, чистое, блаженное, Атмана» [ 26].

Таким образом, ясна первая задача йогина: борьба против заблуждений, мешающих изолировать его дух от всего, что на самом деле им не является. Только достигнув полного очищения, йогин сможет в гордом одиночестве вкушать никем не замутненное блаженство мокши. Учение Патанджали, в отличие от йоги ранних Упанишад и Мокша-Дхармы, представляет собой уже не путь к слиянию с Абсолютом, а — порыв, усилие отдельного духа освободиться от уз.

Тем не менее, практика, отраженная в «Йога-сутре», не настолько сильно отличалась от прежней, как ее доктрина — от философии Упанишад. Поэтому даже для тех, кто не разделял взглядов Патанджали, его руководство стало «высшим авторитетом и настольной книгой» [ 27].

Одно из исходных положений йоги заключало в себе универсальную и глубоко верную мысль о том, что человек в своем обычном состоянии не подготовлен к высшему духовному познанию.

Эту мысль мы встречаем и в других религиях. Не ее ли подразумевал пророк Исайя, когда, застигнутый видением в Храме, счел, что он обречен на гибель как «человек с нечистыми устами и сердцем»? Не на этом ли настаивали платоники, когда требовали очищения «внутреннего ока»? О необходимости духовной подготовки будут впоследствии говорить учители и подвижники христианства, которые выработают методы аскезы и созерцания, в чем-то сближающиеся с йогой. Это сходство, впрочем, не следует преувеличивать. Отличаясь от Упанишад, йога Патанджали тем более отличается и от христианской мистики, ибо последняя лишь готовит человека к воздействию благодатной силы [ 28]. В «Йога-сутре» же все начинается и кончается человеком. В этом ключ к пониманию места йоги в мировом духовном наследии.

Много препятствий усматривает мудрец на пути йогина. «Болезнь, леность ума, сомнение, вялость, остановка, ложное восприятие, неудачное сосредоточение и падение с высоты суть мешающие преграды», — говорит он [ 29]. Зато тернистая дорога приводит человека к величайшему могуществу. Поэтому йога Патанджали именуется Раджей , т. е. царственной, властительной йогой. Это роднит его с авторами Мокша-Дхармы, которая вся проникнута пафосом силы и победы.

По словам Патанджали, покоритель плоти «не погружается в воду или в болото и может ходить по остриям» [ 31]. И действительно, хорошо известно, каких невероятных результатов достигают многие люди, посвятившие себя йогическим упражнениям. Самопроизвольная каталепсия, неуязвимость в состоянии транса, ограничение пищи до ничтожного количества, исчезновение пульса — все эти документально подтвержденные явления у йогов показывают, насколько велика власть духа, укрепленного тренировкой, и какое большое влияние способен он оказывать на тело [ 32]. Правда, Патанджали предостерегает от «искушения» придавать этому могуществу большое значение. Йогин, который совершит такую ошибку, рискует никогда не продвинуться дальше к цели. И все же основная внутренняя интонация Патанджали и других учителей йоги — вера человека в свои и только свои силы.