Ольга Чигиринская - Христианство

Как и посвящение в служебное священство, миропомазание первоначально проводилось в ходе литургии (основного христианского богослужения, на котором совершается таинство евхаристии). Следует иметь в виду, что слова «дар Святого Духа» в проповеди Петра и в чине миропомазания означают не «дар от Святого Духа», а «дарованный Святой Дух». Однако плодом таинства в христианской жизни является раскрытие в ней духовных даров (харизм), для каждого своих, направленных на созидание церкви: «Служите друг другу, каждый тем даром, какой получил, как добрые домостроители многоразличной благодати Божией» (1 Пет 4:10).

Лютеране унаследовали от католиков церемонию конфирмации как торжественного исповедания веры крещенными в младенчестве подростками и христианами, присоединяющимися из других конфессий. Однако она не считается у них таинством («средством благодати»), к которым причисляются только крещение и евхаристия (изредка также исповедь).

Итак, таинство крещения является со стороны человека завершением и подтверждением его покаяния и обращения к Богу, а со стороны Бога – возрождением человека к вечной жизни. Оно снимает вину за все грехи, сделанные прежде. Верующий получает благодатную поддержку для борьбы с грехом.

Однако практика очень быстро показала, что на пути этой борьбы в жизни подавляющего большинства христиан неизбежны падения и поражения. Как должна относиться церковь к грехам ее членов?

Существовало жесткое ригористическое мнение, засвидетельствованное даже в Священном Писании (Евр 6:4–6, 10:26), а много лет спустя отстаиваемое сектой монтанистов, согласно которому согрешивший навсегда утратил свой шанс на спасение.

Из такой позиции следовало искаженное представление о том, что Бог не способен на снисхождение. Кроме того, община, которая бы взялась всерьез придерживаться ее, рисковала остаться без прихожан. Поэтому приходилось сокращать перечень непростительных, «смертных» грехов до совершенно очевидных: убийство, прелюбодеяние, отречение от веры.

Так стремление сохранить чистоту церкви возвращало христиан к законническо-фарисейскому пониманию греха и заставляло закрывать глаза на слова Христа в Нагорной проповеди о том, что гнев на ближнего может стать равноценным убийству, взгляд на женщину с вожделением – прелюбодеянию, а простой обман или недомолвка – клятвопреступлению (Мф 5:20–37).

Более реалистичное и одновременно гораздо полнее соответствующее евангельскому учению о грехе понимание выражено в довольно позднем 1-м послании Иоанна: «Если говорим, что не имеем греха, – обманываем самих себя, и истины нет в нас. Если исповедуем грехи наши, то Он, будучи верен и праведен, простит нам грехи наши и очистит нас от всякой неправды. Если говорим, что мы не согрешили, то представляем Его лживым, и слова Его нет в нас. Дети мои! сие пишу вам, чтобы вы не согрешали; а если бы кто согрешил, то мы имеем ходатая пред Отцем, Иисуса Христа, праведника: Он есть умилостивление за грехи наши, и не только за наши, но и всего мира» (1:8–2:2).

Говоря об исповедании грехов, христиане имеют в виду прежде всего покаяние за них перед Богом и нелицемерную готовность их оставить. Однако с древнейших пор в церкви существовало понимание, что необходимо при таком раскаянии присутствие свидетелей: «Многие же из уверовавших приходили, исповедуя и открывая дела свои» (Деян 19:18), «Признавайтесь друг пред другом в проступках» (Иак 5:16). Некоторое время существовал обычай публичной исповеди, отмененный из-за различного рода злоупотреблений и соблазнов. Общепринятой стала практика исповеди священнослужителю (епископу или пресвитеру), но из древних источников известно, что в случае смертельной опасности исповедь друг у друга принимали и миряне. Этими прецедентами воспользовались старообрядцы-беспоповцы, которые, оставшись без священства, вернулись к мирянской исповеди. С другой стороны, в греческой практике право исповедовать имеет даже не каждый священник, а только те, кто засвидетельствовал свою духовную зрелость для совершения этого таинства.

Охарактеризовать суть исповеди проще «апофатически»: это не простое перечисление своих проступков с дальнейшим формальным «прощением» и не психотерапевтическая консультация. От опытного духовника [9] можно ожидать пастырских советов или действенных духовных упражнений (епитимий), но исповедь – это прежде всего осознание своей нужды в Боге и понимание того, что от Него отделяет. Когда православный священник перед началом исповеди говорит исповедуемому: «Вот, чадо, Христос невидимо стоит, принимая исповедь твою… я же только свидетель», – имеется в виду, с одной стороны, свидетельство перед Богом в исповеданных грехах, с другой – свидетельство кающемуся о том, что Бог, как обещал, прощает их и «очищает от всякой неправды». Впрочем, при явном отсутствии желания признать свои грехи, очиститься от них, исповедник имеет право и даже обязанность засвидетельствовать, что таинство не может быть исполнено. С другой стороны, и произнесенные священником слова о прощении грехов при лицемерной исповеди остаются всего лишь словами, добавляя к бремени нераскаянных грехов еще один, очень серьезный – легкомысленное отношение к таинству. Свидетельство исповедника – такой же внешний знак, как вода крещения и миро для помазания, которые при формальном подходе в лучшем случае не приносят плодов, а в худшем, при сознательной профанации таинства, ведут к осуждению.