Зигмунд Фрейд: Оговорки

Отношения психоаналитика и анализируемого основаны на любви к истине, то есть на признании реальности.

Пациент, который повсюду рассказывает о своем психоанализе, с самого начала рискует свести его на нет.

Первый человек, который бросил ругательство вместо камня, был творцом цивилизации.

Первым признаком глупости является полное отсутствие стыда.

Сама по себе любовь – как страдание, лишение – снижает чувство собственной значимости, но взаимная любовь, обладание любимым объектом снова его повышает.

Пожелания долгой и счастливой жизни недорого стоят; они являются рудиментом той эпохи, когда человек верил в магическую силу мысли.

Почему мы не влюбляемся каждый месяц в кого-то нового? Потому что при расставании нам пришлось бы лишаться частицы собственного сердца.

Признание проблемы – половина успеха в ее разрешении.

Прежде чем диагностировать у себя депрессию и заниженную самооценку, убедитесь, то вы не окружены идиотами.

При психозе мир фантазии играет роль кладовой, откуда психоз черпает материал или образцы для построения новой реальности.

Примат интеллекта маячит в очень, очень не близкой, но все-таки, по-видимому, не в бесконечной дали.

Притязания ребенка на любовь матери безмерны, они требуют исключительности и не допускают дележки.

Психическое развитие индивида в сокращенном виде повторяет ход развития человечества.

Программа стать счастливым, к которой нас принуждает принцип удовольствия, неисполнима, и все же мы не должны, нет, мы не можем отказаться от стараний хоть как-нибудь ее исполнить… Счастье – в том умеренном смысле, в котором мы можем признать его возможность, – есть проблема индивидуальной экономии либидо. Здесь невозможен совет, который подходил бы всем: каждый должен кроить себе счастье на собственный фасон…

Психика обширна, но о том не ведает.

Ребенок во чреве матери – это прообраз всех типов человеческих взаимоотношений. Выбрать сексуальный объект – значит просто-напросто отыскать его вновь.

Работа как ничто другое в жизни связывает индивида с реальностью. В своей работе он по меньшей мере надежно привязан к части реальности, к человеческому обществу.

Человеческая культура зиждется на двух началах: на овладении силами природы и на ограничении наших влечений. Скованные рабы несут трон властительницы. Горе, если бы они были освобождены: трон был бы опрокинут, властительница была бы попрана. Общество знает это и не хочет, чтобы об этом говорилось.

Опыт учит, что у большинства людей есть предел, за которым их конституция отказывается следовать за требованиями культуры. Все желающие быть благороднее, чем позволяет их природа, впадают в невроз; они лучше бы себя чувствовали, если бы им оставили возможность быть хуже.

Различие между здоровьем и неврозом существует только днем, но не распространяется на сновидения. Иначе говоря, и здоровый человек является невротиком, но сновидение, по-видимому, представляет единственный симптом, который у него может образоваться.

Ребенок, сосущий грудь матери, становится прототипом любых любовных отношений. Нахождение объекта, по сути, является его повторным обретением.

Химия состоит на две трети из ожидания; жизнь, очевидно, тоже.

Совесть становится тем строже и тем чувствительнее, чем больше человек удерживается от агрессии против других.

Религия – общечеловеческий навязчивый невроз.

Сексуальным отклонением можно считать только полное отсутствие секса, все остальное – дело вкуса.

Сновидение никогда не занимается пустяками; мы не допускаем, чтобы незначительное тревожило нас во сне. Внешне невинные сновидения оказываются небезобидными, если заняться их толкованием; если можно так выразиться, у них всегда есть «камень за пазухой».