Два сна, представленные в одну сессию, высвечивают, как я думаю, элементы трансформации миров в пациентке. Высвечивают, как пациентка во втором сне борется с материнской ложью первого сна, с тем, что отец вообще не нужен и никакого отношения к рождению пациентки не имеет. Контролирующие и манипулирующие матери так и говорят: «Мужей (варианты – мужчин, отцов) может быть много, а мать одна!» Тем самым тоталитарные матери пытаются убить в психических пространствах дочерей имаго отца, водрузив туда кумира-мать. Монумент, сверхценный объект, мёртвого субъекта-мать. Ох, как хочется поставить диагноз каждому пациенту… Но такое желание – анахронизм.
Блестящий доклад Экстермана (Прага, 2006 год), показывает, что даже невербализованная (не проговорённая, не сообщённая) постановка диагноза пациенту, инвалидизирует пациента. Т. е. повторно травмирует, без шансов на успешное лечение.
На мой взгляд, самая сложная патология – патология нормы.Как теперь принято считать – мы все невротики, мы реагируем на большинство сложностей невротическими реакциями. Вот она – самая тяжелая патология. Почему? Потому, что это устоявшееся представление, отражённое реальными субъектами, в течение многих лет. И если что-то у человека не получается, а он считает себя нормальным, то зачем ему идти за помощью. И может ли он позволить себе получить помощь, если он нормальный, если он невротик? Совсем другое дело с так называемыми «психотиками» и «пограничными» (я думаю, нельзя оскорблять людей; лучше говорить – «человек, страдающий психотическим расстройством», или «пациент, переживающий психотические реакции», и «пациент в пограничном состоянии»… лучше же забыть о диагнозах). У таких пациентов нацеленность на получение помощи, т. е. на поиск отражающего объекта, на оживление объекта (стремление к субъект-субъектным отношениям) и на установление границ, на получение границ, выделение себя из окружающего мира, намного больше, как у детей. Мой психоаналитический опыт говорит: люди, испытывающие большее страдание, в анализе успешнее. Фройд описал подобное в своих «Лекциях». Но он относил более интенсивные переживания и страдания на счёт невротических пациентов. Правда, ныне многие психоаналитики считают, что у Фройда не было невротических пациентов… В любом случае – там, где Фройд устанавливал диагноз Dementia ргаесох, паранойя, депрессия , он ставил точку, для него такой пациент переставал быть единицей, становился нулём; тут и сказке конец… А сегодня – начало сказки… и было началом для Ференци, для Мелани Кляйн, для Биона, Балинта, Кохута… Потому что именно «нули» больше всего страдают, и именно они больше всего хотят получить помощь. Думаю, немногие аналитики работают и сегодня со страждущими… Здесь мы остановимся, чтобы вернуться к нашей пациентке.
Пациентка пытается что-то трансформировать в своих внутренних пространствах. В первом сне открыть форточку = бороться с ложью, с каким-то обманом. Ложь и обман, выданные за правду, приводят к психическим травмам и к белым пятнам в психике. Там ничего нет, кроме ужаса. Ужас представлен в первом сне возможным взрывом в кухне, взрывом психического пространства, психозом. Во втором сне пациентка пытается разморозить продукты, она открывает холодильник, убеждается в том, что там всё добротное. То, что мы с пациенткой получили в анализе, – тоже добротное. Далее встаёт проблема реализации добротного. Т. е. как внутренние трансформации могут реализоваться в отношениях.
Два слова об объектах. Для меня нонсенс назвать человека объектом. Думаю, во внешней реальности существуют личности, существа, друзья, враги, мать, отец, но никак не объекты. Объекты – это чувства, образы, имаго, представления, имеющие границы и отличимые от Самости. Самость же существует в Нарциссической внутрипсихической Вселенной как объект, а также пронизывает все психические пространства, обеспечивая их интеграцию, как внутрипсихическая волновая функция. В последнем случае Самость обеспечивает и представление о субъектах (о собственной личности и личности Другого, других личностях).
Да, проще всего прочитать лекцию, но я не читаю лекций. Я считаю – найти, получить, интроецировать, интегрировать информацию можно только во взаимодействии. И я совсем не представляю, как вам возможно слушать только лекцию, и как мне возможно читать только лекцию, оставлять вас с вашими переживаниями, себя с моими переживаниями, – будто мы находимся в непересекающихся пространствах. Но мы находимся в пересекающихся пространствах внешней и внутренней реальности. Таков процесс обучения анализу. Я так учился. Думаю, такой способ самый эффективный – лекционно-семинарские занятия, где обязательно есть ответная реакция, есть взаимодействие. Психоанализ – о взаимодействии, об отношениях. Он ближе к мастерской. Не просто взаимодействие с учебником, или взаимодействие с теорией per os et per rectum , а взаимодействие c конкретной личностью. Взаимодействие двух субъектов: субъекта-аналитика и субъекта-студента, субъекта-аналитика и субъекта-пациента. (И никакого «прикладного психоанализа», чем, якобы, могут заниматься не психоаналитики, в природе нет… так называемый «прикладной психоанализ» – вариант творчества психоаналитиков, часто с художественной претензией /от слова «худо»/ и от лукавого.) Если аналитик решает, что он субъект, а пациент – объект, то пациент-объект будет объектом и никогда не станет субъектом. Точно также ребёнок, о котором думают, что он ничего не понимает, что он глупый, как писал ряд эгопсихологов, то он таким глупым и будет, т. к. ему надо выжить в заданной атмосфере и в заданных параметрах пространства. Естественно, ребёнку жизненно необходимо принятие родителями. А если родители могут принять ребёнка только как «чурбачок», «кусок мяса», «моё говно», то он таким и будет.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу