Борис Цирюльник - Автобиография пугала. Книга, раскрывающая феномен психологической устойчивости

Любой рассказ – это попытка освобождения . «Я с удовольствием разделял те слова, которые произносили другие дети, рассказывая о своих отцах, – говорит Пьеро. – Я верил, что мой отец покрыл себя славой, а когда узнал, что он был предателем, я был просто оглушен этим, и так сильно, что замолчал на много лет. Сегодня я воспринимаю отца другим. Представляю его слабым, тщеславным, презираемым всеми и… думаю о нем с нежностью. Все знали правду, но никто не рискнул разрушить тот образ, который создала моя мать. Когда в префектуре мне показали документ, в котором говорилось, что он приказал расстрелять четырнадцать своих друзей детства, я как будто умер. Но когда я попытался понять эту ситуацию, малая толика жизни вернулась ко мне. Думаю, мое страдание немного уменьшится, когда я смогу поговорить об этой ситуации с кем-нибудь, кто имеет похожий опыт».

Пьеро по-новому взглянул на свое прошлое, попытался освободиться от влияния чужих историй о тех славных подвигах, которые наперебой пересказывали друзья его детства, и от шока, вызванного прочтением документов. Отважившись узнать больше о противостоянии участников движения Сопротивления и коллаборационистов, он почувствовал себя свободнее. Сегодня Пьеро решает, какой должна быть его собственная история.

Рассказ – это не возвращение к прошлому, это попытка примириться с собственной историей. Мы по-новому создаем образы, выстраиваем связи между событиями, пытаемся сделать так, чтобы несправедливо нанесенная нам рана затянулась. Сочинение рассказа о себе самом заполняет пустоту, связанную с нашим происхождением и волнующую нас. Брошенный ребенок не знает, кто его настоящие родители, и в его воображении возникает невероятное представление об отце и матери; целая пропасть отделяет его от собственных корней! Если ребенок попадает в стабильную приемную семью, он начинает соотносить себя с родителями и предыдущими поколениями новой семьи. Со временем он распространяет историю своей жизни на период, предшествующий его рождению, и встраивает в общее повествование события этого периода, стремясь доказать свою принадлежность к новой семье и тем самым объяснить свои чувства. Испытывая грусть, он начинает заглядывать в те давние времена, где может крыться объяснение нынешней ситуации, а когда радуется, то ищет другие факты – тоже не менее подлинные, чем все остальные, но придающие прошлому тот правильный смысл, которым объясняется настоящее.

Мадам Мель купила небольшую квартиру рядом с рыбным рынком в Тулоне. И потом очень долго рассказывала, что «была вне себя от счастья», когда слышала, как в четыре часа утра оживают прилавки и в окно врывается запах моря. Но неожиданно погрузившись в состояние уныния и меланхолии, она могла заявить, что очень страдает от шума, производимого торговцами рыбой на рассвете, и мучается от рыбной вони. Таким образом, ее воспоминания приобретали различную окраску в зависимости от настроения.

Собственно, это означает, что любой рассказ правдив, как правдивы старинные описания химер: тело быка, орлиные крылья, львиные лапы. По сути, все это описание – сущая правда, однако самого зверя не существует в природе! Я должен был бы написать так: все это частично верно, но само животное – плод вымысла. Или так: все части сами по себе вполне могут существовать (то есть «я никогда не лгал, рассказывая о своих воспоминаниях, однако в зависимости от настроения выставлял напоказ одни эпизоды и прятал другие, то есть создавал химер по собственному усмотрению»).

Наше представление о самих себе является химерой, волшебным зверем. Он придает смысл нашему существованию, определяет содержание наших ожиданий и наших страхов. Химера превращает нашу жизнь в шедевр, пьесу, театр воспоминаний, эмоций, образов и фраз, из которых мы в итоге и состоим.

У людей без истории душа пребывает в состоянии смятения. Не имея воспоминаний и не понимая, в чем состоит смысл их существования, они оказываются подчинены настоящему, как наркоман, испытывающий счастье лишь в момент принятия наркотика. Не имея памяти, мы становимся никем , а боясь прошлого, позволяем нашей собственной тени заманить нас в ловушку.

Единственный способ сохранить относительную независимость – создать химеру, театрализованную самопрезентацию, наполнив ее обладающими гипнотической силой неожиданностями, сделать это с любовью к причудливым поворотам сюжета, способным невероятным образом разнообразить историю нашей жизни. Именно поэтому такая история граничит с травматизмом, разрывом шаблона. Не имей мы ссадин, полученных когда-то прежде, мы бы полагали, что вся жизнь – рутина, писали «биографии, состоящие из белых страниц», [8] Коллар К. Ложные ночи. Париж, 1989. и реальность, лишенная риторики, заставила бы нашу психику пребывать в состоянии летаргии.