Валерий Лейбин - 80 лет. Жизнь продолжается

В оставшееся время до выпускных экзаменов в общежитии я печатал текст для диплома на машинке «Эврика». Моим научным руководителем была З. Мелещенко, старейший преподаватель на кафедре истории философии, доктор философских наук. В течение ряда лет несколько студентов ходили к ней в гости, где мы обсуждали не только профессиональные, но и житейские проблемы. В качестве диплома я выбрал тему «Проблема отчуждения в современной американской философии и социологии». В то время ученые интересовались проблемой отчуждения, писали статьи, обсуждали на конференциях все, что было связано с данным феноменом. В качестве научного руководителя я выбрал З. Мелещенко, поскольку она была хорошим, чутким человеком. Понятно, что, занимаясь историей философии, она не интересовалась проблемой отчуждения. Но на стажировке я прочитал много книг и статей по данной проблеме и мог самостоятельно написать диплом. Поэтому З. Мелещенко любезно согласилась быть формально моим научным руководителем.

В январе 1969 года на зимних каникулах я был в Боровичах у мамы и бабушки. К сожалению, бабушка была больна, ее разбил паралич, и она лежала в кровати. В тот день, когда я уезжал в Ленинград, бабушка держала мою руку в своей, долго не отпускала и вложила золотую монету царского происхождения. Через несколько дней она умерла.

Я продолжал исследовательскую работу. В частности, на последнем курсе философского факультета ЛГУ появилась моя первая статья, отражающая выступление на студенческой конференции МГУ (Проблема отчуждения в ранних работах К. Маркса. В сб.: К 150-летию со дня рождения К. Маркса. М.: МГУ, 1969).

В Ленинграде, помимо написания дипломной работы, я попытался подготовиться к сдаче кандидатских экзаменов по ряду предметов. Не помню, как добился разрешения на сдачу кандидатских экзаменов до того, как получил диплом о высшем образовании. Но я сдал экзамен по английскому языку в Ленинградском университете и экзамен по специальности в Ленинградском филиале Академии наук, где консультировался и слушал лекции их сотрудников. Интересно, что я получил «отлично» за сдачу кандидатского экзамена по специальности, а две недели спустя, когда был выпускной экзамен на философском факультете, мне поставили «хорошо». Как бы там ни было, но перед защитой дипломной работы я уже сдал два кандидатских экзамена, для того чтобы в дальнейшем поступить в аспирантуру.

В своей дипломной работе, посвященной проблеме отчуждения, были разделы по теории идолов Э. Фромма, об одномерном человеке Г. Маркузе, по концепции перспективы Р. Низбета и теории непричастности К. Кенистона. Работа была объемом в 241 страницу, литература насчитывала 262 книги и статьи, среди которых были разные произведения, включая труды З. Фрейда и А. Адлера. Не помню, ограничивался ли объем дипломных работ, но философский факультет ЛГУ отличался, как я упоминал, свободой мысли и нестандартностью в образовании. Во всяком случае, дипломная работа была оценена на «отлично», и я рассчитывал на поступление в аспирантуру. К сожалению, в аспирантуру рекомендовали только тех студентов, у кого была ленинградская прописка. Некоторые студенты женились на девушках, заимели ленинградскую прописку, чтобы поступить в аспирантуру. На кафедре истории философии я добился того, чтобы выдали рекомендацию для поступления в аспирантуру, правда в другое учебное заведение. После того как я провел стажировку в Москве, стало понятно, что столица обладает рядом преимуществ в исследовательской работе. Поэтому аспирантура в Москве была предпочтительней.

Как правило, окончивших вуз направляли на работу в другие города в обязательном порядке. Некоторые выпускники поехали в Мурманск, Уфу, Омск. Я достал справку из комбината огнеупоров (г. Боровичи), что они готовы принять меня на работу в качестве социолога. Таким образом, имея рекомендацию для поступления в аспирантуру, я рассчитывал на поступление в Институт философии Академии наук СССР в Москве. К тому времени наши отношения с Ирой вылились в то, что она и ее родители воспринимали меня в качестве жениха. Но я хотел поступить в аспирантуру очно, и мы договорились с Ириной повременить со свадьбой, тем более что эта женитьба стала меня «тяготить». Что-то меня останавливало, я не был уверен в правильности данного ответственного шага, но было неудобно перед ее родителями, поскольку мы дружили с Ириной почти пять лет.

Летом 1969 г. я устроился на работу с иностранными студентами, которые изучали русский язык. В общежитии, куда поселили зарубежных студентов, мы проводили время вместе с ними. Общались, танцевали, познакомились поближе. При прощании некоторые из них подарили мне пластинки ранних Битлов, которые как раритет сохранились у меня до сих пор. Позднее одна из американских студенток переписывалась со мной и, когда выходила замуж, пригласила меня на свадьбу, но ее приглашение дошло до меня спустя две недели после указанной даты свадьбы (так работала наша цензура, чтобы советские граждане не имели отношения с иностранцами). Кроме того, я познакомился с руководителем американских студентов, который присылал мне потом книги на английском языке. Правда, эти книги не доходили до личного пользования, а оказывались в библиотеке Университета.