Дмитрий Семеник - Выход есть всегда - как не совершить непоправимое

В последнее же время я заметил появление такой тенденции: из заповеди «возлюби ближнего своего, как самого себя» (Мф. 22, 39; Мк. 12, 31) делают такой интересный вывод, будто это заповедь не только о любви к ближнему, но и о любви к себе. Что если ты себя не любишь, это тоже грех. И даже более того, стали обращать внимание на часть «как самого себя» больше, чем на «возлюби ближнего своего».

Я здесь поспорю. Мне кажется, что изначально, когда давалась эта заповедь, делался акцент именно на любви к ближнему, а «как самого себя» говорилось только постольку, поскольку само собой разумеется, что каждый себя любит более, чем кого бы то ни было. Просто для того и сказано, чтобы научились так же любить ближнего, как самого себя.

– Так любить ли все же себя или не любить?

– У многих святых отцов постоянно подчеркивается мысль о том, что надо полностью забыть себя, надо полностью отдать себя. Вот и сегодня на литургии звучали слова: «Желающий следовать за Мной отвергнись себя, возьми крест свой и следуй за Мною». «Отвергнись себя»! То есть откажись от себя. Самоотречение, полное забвение о себе самом, – вот нравственный идеал христианства.

С другой стороны, мы можем почитать у многих отцов мысль о том, что главная твоя задача – это забота о своей душе и что главное дело в твоей жизни – это твое личное спасение. Единственное, что тебе дано, – это трудиться над спасением своей души в Вечности, и это самое лучшее, что ты можешь делать для всего мира, потому что, когда спасаешься ты сам, то вокруг тебя спасаются тысячи. Мы знаем, что святые отцы очень часто уходили вообще от этого мира, чтобы сосредоточиться именно на своей душе.

Возникает противоречие.

Есть очень хорошая древняя книга, в которой есть такие слова: «Забывающий себя обретает себя». Вот в этих словах и вижу я выход из противоречия.

Мне думается, что любовь к себе, конечно, должна быть, но она должна быть правильной.

Собственно, что такое «я»? Что такое вообще человек? Прежде всего, это образ Божий. И этот образ во мне очень сильно поврежден и очень сильно искажен. Человек похож на старую, испорченную, закопченную икону, которую можно реставрировать. Образ Божий на этой иконе не исчез, но он накрыт массой наслоений, и поэтому на этой иконе можно написать все, что угодно, вплоть до каких-то неприличных изображений. И человек, не знающий, что там, под этими наслоениями, будет глядеть на нее и видеть то недостойное, что какой-то мазила на ней написал. А человек, который понимает, например, реставратор, может по каким-то отдельным штрихам увидеть, что это все не так, что надо с этой иконой поработать. Он начинает снимать слой за слоем и в конце концов добирается до ее подлинной красоты. И все восхищаются: надо же, там, оказывается, такая была красота!

А кто-то, может быть, наоборот, расстроится. Ему больше по душе была та мазня, что заслоняла подлинное изображение. Когда мы любим себя, как этот последний, – это порочная, ложная любовь. Именно от такой любви к себе необходимо отвергнуться ради подлинной любви.

Взгляд на нас окружающих, наш собственный взгляд на себя бывает неправильным именно потому, что все видят не ту красоту, которая в глубине, о которой знает только Бог, а видят все эти наслоения. А Бог видит сквозь наслоения, и поэтому Он нас любит. Святые люди, люди, исполненные благодати, тоже видят человека сквозь эту грязь и тоже его любят.

Беда заключается в том, что вот этот образ Божий во мне, который и есть мое подлинное «я», я не только не вижу в себе, но я даже уже это наслоение, эту грязь полюбил. И люблю себя такого!

Мне думается, что отвергнуться себя – это именно отвергнуться всего того, что искажает, закрывает образ Божий. А любовь к себе – это любовь именно к той глубинной красоте, которая во мне есть.

Вся духовная жизнь должна сводиться к тому, чтобы постепенно, через покаяние, через труд, через молитву я освобождался от всего наносного, от того, что не есть «я», и увидел эту красоту, которая во мне. Вера в то, что во мне живет эта красота, вера в Бога подразумевает, в частности, веру в то, что Бог отражается во мне, что я несу в себе эту красоту и что я могу до нее добраться, могу добраться до того света, о котором сказано, что он «во тьме светит, и тьма не объяла его» (Ин. 1, 5).

Вот такая любовь к себе, любовь к тому свету, к той красоте образа Божия, который во мне есть, – это правильная, достойная любовь к себе. Эта любовь подразумевает определенную безжалостность и беспощадность к себе, потому что для того, чтобы освободить мое подлинное «я», нужно пройти болезненный путь. Короста сдирается как бинты, приросшие к коже, с кровью сдирается. Но это действительно подлинный путь, которым мы должны идти в этой жизни.