Единственная правильная реакция в ситуации экстремального страха – это расслабиться, набрать побольше воздуха в легкие и позволить телу погрузиться на дно бассейна вертикально.
Достигнув дна, оттолкнуться и всплыть вверх за новой порцией воздуха. Так, погружаясь и всплывая поплавком, бойцы могут держаться в воде часами.
Контроль страха напрямую никогда не сработает. Чем больше вы пытаетесь подавить страх и тревогу, тем сильнее напряжение и сильнее страх, вплоть до паники».
Я пересказала Марьяне суть такого экзамена с бассейном.
Валентина: Марьяна, вот в этом и заключается метод «Дойти до дна», чтобы не пытаться убегать от твоего страха голода через запасы мешков картошки, а наоборот, опуститься в самые твои страшные внутренние картинки.
Я сейчас буду снова и снова задавать тебе примерно один и тот же вопрос: что будет в самом худшем случае и как ты в этом будешь адаптироваться? То есть я буду тянуть тебя за ноги на дно, чтобы ты смогла оттолкнуться от дна и всплыть.
Понятно ли что-нибудь или слишком много информации?
Марьяна: Жуткая метафора «тянуть за ноги на дно»…
Валентина: Согласна с тобой.
Марьяна: Хорошо, давайте попробуем.
Валентина: Страх голода… Что именно ты себе представляешь, когда это говоришь? Какая картинка рисуется в твоей голове?
Марьяна: Моей дочери 8 лет, сыну 4 года. Я не боюсь того, что МНЕ нечего будет есть. Мне страшно, что будет нечем кормить моих ДЕТЕЙ. Когда я об этом сейчас говорю, у меня все цепенеет внутри и волосы на теле начинают дыбом подниматься. Я словно в какое-то звериное состояние впадаю. Какой-то то ли лютый ужас, то ли ярость. Я как будто кидаться сейчас готова непонятно на кого. Словно инстинкты захлестнут меня и я потеряю уже себя как человека.
Валентина: Слышу тебя, Марьяна. Чувствую сейчас эту энергетическую волну, которая подходит как цунами. Эгрегор «детского голода» – очень огромная и мощная сила. Давай-ка сейчас с ней поаккуратнее будем обращаться.
Что случится в худшем случае, если будет голод?
Марьяна: Сначала мы все становимся все худее и худее. Как в фильмах про голодный Ленинград. Вроде бы мы что-то едим, но здоровье становится все слабее. Мне жутко представлять, что у моих детей кожа делается все прозрачнее, все капилляры и вены становятся все более видными на лице и на теле. Когда я сейчас говорю, меня начинает подташнивать.
Валентина: Да, понимаю, меня тоже. Что дальше будет происходить в худшем случае?
Марьяна: В худшем случае от этой постоянной слабости к детям привяжутся какие-нибудь болезни, с которыми организм уже не сможет справиться. И они умрут. Самый страшный кошмар, который мне периодически мерещится, – это два земляных холмика, где я похоронила обоих своих детей.
Марьяна плакала. Мы обе плакали.
Валентина: Проживи это хотя бы полминутки. Ты сидишь рядом с этими земляными холмиками могил твоих детей. Они умерли от голода.
Марьяна: Жизнь кончилась. Мне больше незачем жить. Все остановилось. Мир замер.
Валентина: Сколько времени ты здесь просидишь? Куда пойдешь дальше? Где сейчас твой муж? Жив ли он?
Марьяна: Да, муж жив. Но у меня к нему идет такая ярость. Словно это он во всем виноват. Как будто я его обвиняю в том, что наши дети умерли с голоду. Я ненавижу его так сильно, как только можно ненавидеть человека.
Валентина: Хорошо. Проживи это минутку. Как он себя при этом ведет?
Марьяна: Он молчит и почти не смотрит на меня. Слезы тоже постоянно текут по его щекам. Цвет лица стал земляной. Кажется, что он иссох и тоже вот-вот застынет в такой позе, и больше не будет никогда шевелиться.
Валентина: Прошла неделя. Где ты сейчас? Что происходит?
Марьяна: Не знаю. Словно дальше все обрывается. Дальше ничего нет.
Валентина: Понимаю тебя. Ты сидишь? Стоишь? Лежишь? Где ты?
Марьяна: Я лежу. Лежу и не встаю. Дома, наверное. Долго плачу, засыпаю, просыпаюсь, снова плачу. И так по кругу. Во сне полегче. Просыпаться и осознавать, что это все реальность, – ужасно. Просыпаться не хочется. Словно кошмарный сон и явь поменялись местами. Я не хочу жить. Думаю, как уйти из жизни поскорее и наименее безболезненно. Но страшно так грешить. Вдруг из-за моего суицида я там на небе не встречусь со своими детьми. Этого я тоже не могу допустить. Ловушка какая-то. Я не могу жить и не могу умереть.
Валентина: Можешь ли ты мысленно, своей Душой словно общаться со своими детьми, с их Душами? Представлять, что ты с ними разговариваешь?
Читать дальше