– Можно ли так забывать, можно ли так покидать? – горько жалобились Колеса.
– Но ведь всю эту зелень и венки привезли не для вас, – сказал Колесам Камень, стараясь их успокоить. Есть ли смысл жаловаться?
– Каменное сердце! Разве ты утешишь? Разве ты посочувствуешь? – заскрипели Колеса, озираясь по сторонам: вдруг да кто-нибудь вместе с ними поохает. Но в ответ им только жалобно скрипнули стены ветхого сарая.
Тут Камень поднялся и пошел дальше.
Однажды, когда начался сенокос, промчались мимо путника Пчелы. Целый хор, голосистый, звонкий.
– Погодите! – крикнул им Камень. – К чему так спешить?
– Спешим на работу. Неужто не чуешь, Каменное сердце, ведь липы цветут! – на лету ответили Пчелы. Глянул Камень, а их уже и след простыл.
«Ишь, как ретиво на работу спешат, надо бы и мне какое-нибудь дело подыскать», – подумал Камень и прибавил шагу.
Пчелы сказали правду: каждый взгорок вокруг, каждая долинка, будто в золотом венке красуется. Вон та липа над самой пашней цветущие ветви клонит, а другая волну Даугавы по лицу гладит. А вон та пышная, раскидистая липа, вся в цвету, над рекой высится, на краю обрыва. Подле нее Камень и остановился.
Вокруг Липы неугомонные пчелы гудят, поют песню за песней. И про кувшин с медом, и про спорую работу, и про давнюю-давнюю их клятву хранить добро Липы и в зимние холода.
А Липа знай подставляет пчелам самые пышные свои ветви. Медовым духом весь берег затопило.
Послушал Камень пение пчел и спрашивает:
– Похоже, сестрицы, вы жалобных песен вовсе не знаете? Разве никто вас никогда не обижал?
– Жжжалобных? Обижжжал? – зажужжала Пчела. – Сестрицы! Вы только послушайте! Жжжжалобиться! Делать нам, что ли, нечего?
– Нашел, о чем спрашивать, – подхватила другая. – Да еще в самое горячее времечко, когда и по ночам работы хватает.
– Не сердитесь, сестрицы. Я же только спросил. Ведь мне день-деньской одни жалобы доводилось слышать. – Ответил Камень, и вдруг у него как-то странно дрогнуло сердце.
Запыхавшись, обдавая Липу знойным дыханием, примчался Ветер. То был другой Ветер, не тот, Июньский, трудолюбивый, а один из сыновей Грома.
– Каждый день буду прилетать, тобой любоваться. Славу о красе твоей разнесу по дальним далям, – пылко зашептал он Липе, раскачивая ее пышные ветви, но в следующее мгновение уже улетел без оглядки. На краю неба рокотал Гром, должно быть, отец звал сына домой.
Камень молча глядел на цветущую Липу и вдруг спросил:
– Отчего ты не жалуешься? Ведь эти пчелы не прилетят к тебе на будущий год. А ветер развеет твой душистый запах и больше, наверно, сюда не заглянет…
– Знаю, – спокойно молвила Липа. – Что ж… Не прилетят эти пчелы, прилетят другие. Я и не прошу их навсегда со мной остаться. Хочу только, чтобы попусту не растратили то, что им дарю. Я верю труженицам пчелам, а не этому пустозвону Ветру.
И снова у Камня как-то странно дрогнуло сердце. И тут он заметил, что несколько корней Липы торчат из земли. Словно жилистые, потрескавшиеся от солнца смуглые руки свесились с обрыва: то ли паводок здесь с берегом сражался, то ли Северный Ветер буйствовал?
– Почему ты не жалуешься? – опять спросил Камень. – Да тут и камень заплачет, глядя на твои корни.
– Кто ты? Откуда у тебя такой зоркий глаз? – едва слышно прошептала Липа и сбросила охапку желтых цветов на свои обнаженные корни.
– Я Камень с берега Даугавы. Обычно меня называют «Каменное сердце». Захотел я узнать, почему все время одни жалобы слышал, – ответил Камень и рассказал Липе про встречу с Зеленой Лягушкой, с Голубым Мотыльком, с Пушинкой одуванчика. Помянул и скрипучие Колеса, что хныкали в старом сарае, жалуясь на мнимые обиды.
– Так ты еще не понял, Камень? Ведь прозвище «Каменное сердце» подчас дают тому, кто сам не любит жалобиться и другим жалобщикам не подпевает? – сказала Липа и обронила подле Камня охапку самых пышных своих соцветий. – Когда пойдешь дальше, возьми мои цветы с собой. Пусть напоминают тебе о пчелах.
Но ни в тот день, ни на другой Камень никуда не пошел. Он улегся под обрывом близ голых корней Липы и крепко-крепко прижался к земле.
– Если кто-нибудь вздумает причинить зло корням моей Липы, – сказал себе Камень, – я буду ее охранять. Пожалуй, это самое полезное, что я могу делать на этом берегу.
Прошел год…
Читать дальше