Вячеслав Соснин - Современный терроризм. Социально-психологический анализ

Основная цель данной главы – обозначить на отдельных исторических примерах сущность данного феномена, его истоки и – главное – социально-политический и социокультурный контекст.

В научной литературе по проблемам терроризма ведутся споры о том, когда данный феномен возник в истории человеческой цивилизации. По этому вопросу существуют две крайние позиции. Первая позиция: возникновение этого явления как инструмента идейно-политической борьбы конкретных групп людей за власть, выживание и сохранение своей этно-культурной самобытности с периода возникновения цивилизации. Вторая крайняя позиция: феномен терроризма фактически возникает как идейно-политический и этнокультурный компонент социально-группового сопротивления в начале XIX в. Наиболее четко обе эти точки зрения отражены в работах известного отечественного специалиста по истории терроризма О.В. Будницкого (Будницкий, 2000, 2004).

По данным О.В. Будницкого, одни историки и политологи приравнивают к терроризму любое политическое убийство и находят корни терроризма в античных временах и даже раньше (Laquer, 1979); другие ученые относят феномен терроризма к концу XIX в. (Alexander, Maxwell, 1979; Чаликова, 1989.); третьи – возводят терроризм к специфической исламской традиции XI–XII вв.; четвертые – связывают происхождение современного терроризма с эпохой постнаполеоновской Реформации.

«Нам представляется справедливым, – отмечает Будницкий, – мнение историков, относящих возникновение явления, именуемого терроризмом, к последней трети XIX века… Возникновение революционного терроризма современники событий относят к рубежу 70-80-х годов девятнадцатого века, справедливо усмотрев в нем явление новое и не имеющее аналогов. Разумеется, политические убийства практиковались в Европе и ранее… Однако говорить о соединении идеологии, организации и действия – причем носящем публичный характер – мы можем говорить лишь применительно к последней трети XIX века. В это время террор становится системой действий революционных организаций в нескольких странах, найдя свое классическое воплощение в борьбе «Народной воли» (хотя сами народовольцы не рассматривали свою организацию как исключительно или даже преимущественно террористическую» (там же, 2004, с. 7).

В целом, склоняясь к позиции О.В. Будницкого, по-видимому, следует признать, что идейные истоки современного терроризма, по крайней мере, в ряде типичных исторических примеров, можно найти и в древние времена (см., например: Marsella, 2004).

В этой связи сразу определимся с основными исходными положениями анализа. Мы будем отталкиваться:

• во-первых, от концепции исторического сознания народов и групп о «справедливом» государственном устройстве и функционировании социума;

• во-вторых, от понимания терроризма как «двустороннего» феномена, т. е. государственного терроризма властных структур для сохранения своих властных полномочий, с одной стороны, и, с другой – «терроризма низов», не согласных с политикой властных структур;

• в-третьих, от проблемы сохранения социокультурной идентичности группового образования как внутри государственного устройства, так и в условиях межгруппового социокультурного развития;

• в-четвертых, от понимания терроризма как противоправного или экстремального использования насилия против мирного населения для достижения своих политических целей (Laqueur, 1987);

• в-пятых, от важности социально-психологических условий и детерминант, обусловливающих функционирование этого геополитического феномена.

Терроризм с древних времен до Второй мировой войны. В исторической ретроспективе группа людей, которая однозначно с современных позиций рассматривается как террористическая, – это зилоты первого века от рождества Христова в Иудее. Они противостояли римскому владычеству и стремились освободиться от него. Отдельные зилоты-экстремисты убивали римлян и иудеев, сотрудничавших с римской властью. Цель их сопротивления состояла в том, чтобы «катализировать» сопротивление среди гражданского населения и повлиять на освобождение от римского владычества в долговременной перспективе. Что превращало эти убийства в акты террора и в инструмент социального влияния – это выбор места их совершения: публичные места с большим скоплением людей. В отсутствие средств массовой информации в те времена единственно правильный путь быстрого оповещения о шокирующем акте насилия состоял в том, чтобы совершить его в массовых публичных местах. Зилоты понимали, что их акты насилия никогда не окажут какого-либо разрушительного влияния, не станут военным потрясением для оккупационных властей Рима. Но они надеялись, что эти акты, тем не менее, смогут привести к желаемым политическим изменениям. Кроме этого, террористы обычно стремились оказать влияние не только на непосредственных «зрителей» совершения террористического акта. Насилие зилотов выступало как средство для «сообщения» определенного послания конкретной целевой аудитории – римской власти, прямым и потенциальным еврейским коллаборационистам и другим евреям – о возможности освобождения от имперского ярма (Gerwer, Hubbard, 2007).