Коллектив авторов - Социально-психологические исследования коррупции

Кроме того, наша страна испытывает воздействие общемировых закономерностей проявления коррупции. Так, например, доказано, что уровень коррупции возрастает в период модернизации, когда политическая и экономическая активность населения опережает институциональное оформление ее новых форм, которые еще не закреплены в законах, и принятие соответствующих решений полностью определяется произволом чиновников (Huntington, 1968), поэтому, в частности, радикальное уменьшение количества разрешительных и запретительных функций чиновников рассматривается в качестве одного из главных направлений борьбы с коррупцией. Большое влияние на нее оказывают также аномия, равнодушие значительной части населения к нарушению социальных норм, массовый цинизм и утрата здравого смысла (Klitgaard, 1991). Коррупция связана с различными чертами национальной общественной жизни, например, с традицией делать подарки (Antvig, 1991; Arunthanes, Tansuhaj, Lemac, 1994), с такой характеристикой, как коллективизм-индивидуализм (LaPalombara, 1994), с особенностями религиозных конфессий (LaPorta et al., 1999) и с другими факторами. В результате « коррупция трактуется не как временное, болезненное состояние, а как явление, постоянно воспроизводимое культурной традицией, опирающееся на постоянные, устойчивые черты национальной культуры» (Нестик, 2002).

Подобная трактовка подкрепляется результатами многочисленных исследований социокультурной обусловленности коррупции (Журавлев, Юревич, 2010; Журавлев, Юревич, 2013). Высказывается, например, точка зрения, согласно которой «антикоррупционная этика базируется на определенном западноевропейском идеале» (Церкасевич, 2012, с. 538), что подтверждается более низким уровнем коррупции в европейских странах по сравнению с неевропейскими [3] В целом же по Индексу восприятия коррупции (ИВК) из 174 стран, для которых он рассчитывается, лишь 24 (14 %) страны определяются как страны с низким уровнем коррупции, а для остальных она представляет серьезную проблему (Нисневич, 2012). При этом и в странах с низким уровнем коррупции, например, в Швеции, с ней тоже далеко не все благополучно (см.: Церкасевич, 2012). Отмечается, что «коррупция имеется во всех странах, но особенно она распространяется в государствах, где правовая система, средства массовой информации и государственное управление слабые и неразвитые» (Церкасевич, 2012, с. 534). . Вместе с тем следует подчеркнуть и опасность абсолютизации подобных позиций, ведь если уровень коррупции определяется вековыми особенностями национальной культуры, то попытки его снижения выглядят обреченными на провал. Существуют опровержения таких представлений, состоящие в том, что, например, некоторые страны Юго-Восточной Азии добились ощутимых успехов в борьбе с коррупцией, сохранив свою самобытную культуру. Оптимизм в данном плане внушают также исследования, демонстрирующие, что люди, переехавшие из стран с высоким уровнем коррупции в страны, где она практически отсутствует, в большинстве своем прекращают совершать коррупционные действия (Психологи изучили причины коррупции, 2011). Однако, возвращаясь в родные, высококоррумпированные страны, они снова берутся за старое – начинают давать и брать взятки, что позволяет сделать вывод: «Психология человека, которую изучали исследователи, в таких государствах подчиняется социальным институтам, а не доминирует над ними» (там же).

Социально-психологические факторы коррупции можно сгруппировать в системе трех основных компонентов, которыми являются: 1) коррупционер; 2) коррумпирующий; 3) их окружение – косвенные участники коррупционных актов. Как отмечает Т. А. Нестик, «коррупция – это активное взаимодействие даже не двух, а трех сторон… эти стороны представлены бизнесом, государством и обществом, а в сознании непосредственных участников коррупционных сделок – чиновником, предпринимателем и фигурой незримого Другого (референтной группой, общественным мнением), на которую опирается легитимация любой незаконной деятельности» (Нестик, 2002, с. 2). Следует подчеркнуть, что традиционная трактовка коррупционных актов обычно игнорирует их третью сторону, учитывая лишь коррумпируемого и коррумпирующего, в результате чего за пределами анализа остаются важнейшие механизмы коррупции и соответствующие социально-психологические процессы. Как подчеркивает Л. В. Церкасевич, «В коррупцию вовлечены обе стороны, т. е. дающий и берущий, хотя обычно в фокусе внимания находится только берущий» (Церкасевич, 2012, с. 533).