Паоло Мантегацца - Физиогномика и выражение чувств

Сколько прав, которые могут быть попраны, сколько обязанностей, которые должны бить исполнены! И нам не дозволено сворачивать с пути, мы не имеем права сойти с проезжей дороги для того, чтобы свернуть на проселочную тропинку, не имеем права пренебречь цветочными клумбами, чтобы удалиться в лес. Всюду, и всегда – на страже карабинеры:

– Есть у вас входной билет?

– Есть, вот он.

– Прекрасно, однако, на нем нет подписи синдика, а тут нет гербовой марки.

– Хорошо, я приду в другой раз.

И вы сворачиваете с дороги.

Но и тут перед вами точно из земли вырастает новый карабинер.

– Синьор, что это с вашей обувью? Она вся в крови! Я вас арестую. Вы, наверное, попрали право третьего лица.

Ах, эти третьи лица, которые в любви являются всегда элементом, омрачающими мир счастливцев. Их такое множество, целые сотни, целые тысячи!

В общей сложности эти третьи лица составляют не менее целого села, целого города, целого человеческого рода, которые вы всегда можете оскорбить или уже оскорбили, сделав шаг вне дороги, предначертанной сводом законов и согласием большинства.

Раз дело обстоит так, как оно действительно обстоит в нашем современном обществе, я прекрасно понимаю, что некоторые из нас предпочитают лучше вовсе и не посещать садов в сообществе страстных фанатиков-садоводов и не предаваться любви среди столь значительного числа карабинеров. Но такие остаются всегда в незначительном меньшинстве.

Нельзя жить, вовсе отказавшись от любви. Это-то и есть причина, почему ведется, столь непрестанная и вековечная война между людьми, желающими любить свободно, и этими карабинерами, называющимися права и обязанности, которые и днем, и ночью бодрствуют, всегда стоя на своем посту, вооруженные с ног до головы для защиты всех указанных вами нравственных сокровищ.

С одной стороны, никогда не было более бдительной, деятельной и неустрашимой полиции, как эти карабинеры; с другой – не было никогда и более хитрых, искусных и изобретательных обвиняемых. С одной стороны – многочисленные и тяжелые наказания, с другой – неизмеримая сладость греха. И адвокаты обвиняемых всегда в каждом случае изощрялись находить смягчающие обстоятельства, указывая на «непреодолимое влечение». Одновременно и присяжные, сами, будучи созданы из плоти и крови, также чувствовали наклонность к совершению того же неизмеримо сладостного греха любви.

В этой борьбе – вся долгая, вековечная война влюбленных с общественными законами. В этой борьбе – вся история любви, в которой имеются страницы, написанные кровью; не мало страниц, написанных слезами, а также встречаются и странные, и смешные страницы, точно сборник карикатур. Возвышенное и карикатурное, дикое и смешное, жестокое и героическое, словом, все элементы сгруппировались и переплелись вокруг прекрасного, дорогого нам чувства любви – этого божественного дара, уготованного людям природой. Сколько радостей человек сумел окропить желчью; сколькими паутинами оплетаются чудные цветы того рая, который Бог создал и взрастил для нас! Цивилизации, – неизбежно идущей все вперед и вперед, – мы – в числе ее других благодеяний – обязаны еще и тем, что она устранила много пут и разорвала массу цепей, обвивавших любовь.

Теперь уже не существует больше, в виде признанного государственного закона, ни полигамии, ни полиандрии. Во многих странах имеется развод. Открыт уж не один предохранительный клапан для безопасности жизни пассажиров, путешествующих по железной дороге любви. Правда, карабинеры, все еще в полном вооружении, стоят на своих постах, но мечи их в ножнах, и требуется немало времени для того, чтобы вынуть их оттуда. Часто, пока карабинеры обнажат свои мечи, виноватый, преступивший закон, уже успевает бежать и скрыться с глаз. Нередко также и сострадательный карабинер, заметив лицо, совершающее преступление любви, делает вид, что ничего не замечает. Ведь, и карабинеры тоже люди. Если вовремя и достаточно щедро дать им на чай, и они сумеют, если нужно, стать глухими и слепыми.

Изобретение ключа повело за собой изобретение отмычек, а изобретение греха вызвало существование адвокатов.

Как-то однажды, в бытность мою в Индии, я часто хаживал в гости к одному богатому и ученому брамину, состоявшему в тоже время королевским секретарем.

Будучи свободным мыслителем, он, однако ж, вместе с тем, был и рабом всех абсурдов и вздорных предрассудков своей касты. Он никому из иностранцев не показывал своих жен, не ел мяса, а вино пил только украдкой, запершись с этой целью у себя в комнате и закрыв предварительно все ставни.