Татьяна Девятова - 5 судьбоносных вопросов. Мифы большого города

Да и слово «работа» они не чувствуют должным образом, потому как это понятие с недавних пор и вовсе химера какая-то, ведь работа и вознаграждение (достаток) в современном российском обществе перестали соприкасаться друг с другом. У нас ведь бедность – это во множестве случаев удел работающего населения, чего во всем более-менее развитом мире не сыщешь, хоть с фонарем посреди бела дня бегай. Если на Западе у человека есть работа, то это уже автоматически означает, что он не бедный, а у нас и с высшим образованием человек – врач, учитель, инженер – может быть бедняком.

А чтобы ребенок понял, что такое «уважение», он должен его на себе почувствовать, иначе – никак. А чтобы ребенок понял, что есть «работа», «поступки», «ответственность», – эти ценности родитель не декларировать должен, а на своем примере демонстрировать. Причем не факультативом, а так, чтобы это ребенку было понятно, чтобы он это видел, чтобы это ему становилось, в процессе созерцания процесса, интересно. В противном случае нужных представлений и социальных навыков у него просто не сформируется и винить потом будет некого. Сами виноваты – не показали, не научили, не дали почувствовать.

Психологам-то все это понятно. Но одно дело понимать, другое – уметь донести до собеседника. А донести, как правило, не получается. Приходят родители с «проблемными детьми» к психологам и слышат про свое чадо: «Вы должны проявлять уважение к ребенку! Он же личность!»

Но для конкретной родительницы эта рекомендация звучит как полная ахинея и бред сивой кобылы. «Да какая он личность?! – восклицает обескураженная мамочка, пред тем как зычно хлопнуть дверью. – Личность бы так себя не вела! А он то-то не делает и там-то нарушает! Здесь, что ему сказали, не выполнил, тут поленился. А еще врет, ворует и дураком прикидывается! Тоже сказали – личность !»

Ей: «Нет, вы не понимаете, он личность!» А она: «Ага! Щас, конечно! Да он мне на шею сядет, ножки свесит и поедет! Дудки!»

И права в принципе мама. Поскольку сама она не слишком хорошо представляет себе, что такое «личность», что такое «уважение», что такое «партнерские отношения с другим человеком», которым, как ни крути, все-таки является ее ребенок. Не представляет, потому что не было у нас таких ценностей прежде. «Общество» было, «равенство, братство» – было. А вот «партнерства», например, не было. Да и «уважением» называлось не уважение, а пиетет – мол, кого сказали, того и уважаем, восхищаемся даже, на транспарантах носим. Не было в этом нашем уважении должной осмысленности, именно поэтому и ветеранов теперь позабыли. Уважали бы по-настоящему, как на Кавказе стариков уважают или в Японии, ничего бы подобного не произошло. Но, видимо, неправильно уважали, раз так быстро вычеркнули их из списков. «В списках не значился…»

В общем, тяжело нынешним родителям воспитывать современных детей, когда у них у самих, у родителей, никаких навыков жизни в обществе новой формации нет. Только теория, и то – в лучшем случае. Если же с ребенком с самого начала не строить партнерских отношений, если сразу не предоставить ему возможность быть личностью (не номинально, а по ощущению), то перспектива действительно угрожающая.

Да, с родителями родом из советской эпохи у нас вообще беда. Недавно была в гостях у школьной подруги. Конечно, за 20 лет с момента окончания школы мы сильно изменились. Внешне – это понятно, но и взгляды на жизнь тоже поменялись кардинально. Разговаривать со Светланой мне было легко и приятно, «наш» человек. Либеральные ценности, демократические принципы, свобода слова, вероисповедания, терпимость к инакомыслящим – просто готовый депутат Госдумы от правой партии. И тут на кухню, где мы гоняли кофеи, зашел ее сын-подросток сообщить маме, что идет гулять. И тут Свету подменили: жутким жестяным голосом она потребовала от сына, чтобы он не смел общаться с Вовчиком из соседней парадной, потому что тот подонок, и чтобы пришел домой не позже девяти, и чтобы не пил «колу», так как это отрава. А парню 15 лет. И все это – при мне, чужом человеке.

Не знаю, что чувствовал в этот момент ее сын, но мне захотелось найти поблизости какой-нибудь блиндаж и спрятаться от этого артобстрела. Или уменьшиться в размерах и уползти в ближайшую щель.

И уж точно расхотелось беседовать на тему о свободе личности.

Еще хуже дело обстоит с «производственными отношениями». У нас ведь потрясающе дефектное отношение к работе! Работать в СССР было необходимо, обязательно даже, за тунеядство статья действовала, а зарабатывать – нет, нельзя. Только «получать». И не то «получать», что ты заработал, а то, что тебе «дают», по странной схеме «насчитывают», «трудодни» какие-то и «человекочасы». И вот в результате всего этого безобразия у нас понятия «работа» и «деньги» как-то не срослись, развелись даже. Причем забавно: «халтура» и «деньги» – это в нашем сознании почти синонимы. Мол, пошел на «халтуру» – значит, что-то да заработает. Даже как пить дать заработает! А вот пошел на «работу» – и не надейтесь, оставь надежду всяк сюда входящий. В общем, «работа» и «деньги» – они у нас как «да» и «нет».