Сергей Дружилов - Социально-психологические проблемы университетской интеллигенции во времена реформ. Взгляд преподавателя

Не делалось главное – не проводилось реструктурирования экономики: реформа пыталась лечить симптомы, а не болезнь, и уже это обрекало ее на провал.

Другой, казалось бы, совершенно очевидный подход – ограничение приема в вуз, – в то время не рассматривался по социальным причинам. Возможность получать высшее образование было одной ведущих ценностей советской системы. И при всей тоталитарности политической системы, всевластии Политбюро, оно не могло позволить себе инициировать сокращение приема в вузы, неизбежно ломающее многим тысячам молодых людей перспективы для их дальнейшей жизни и деятельности.

На рубеже 1960-х – 1970-х годов начинает набирать силу процесс бюрократизации в высшей школе (как, впрочем, и в других институтах советского государства). Результативность работы вузов все больше сводится к формальной отчетности. К концу 1970-х атмосфера «застоя» стала доминирующей не только в экономике страны, но и в системе ее ВПО. Появляются признаки кризиса.

Это и несоответствие структуры подготавливаемых в вузах специалистов требованиям народного хозяйства, и отсутствие гибкости учебных планов, и неоправданно высокая роль идеологической составляющей в учебных планах, снижение качества подготовки специалистов.

Это и недостаточное финансирование вузов, из рук вон плохое их снабжение. Многие проблемы приобретения оборудования для учебных лабораторий, комплектующих, запасных частей и др. решаются в вузах «инициативным», неофициальным путем – за счет личных контактов заведующих кафедрами с выпускниками более ранних лет, ставших к этому времени руководителями производственных подразделений.

Отношение расходов на высшую школу к национальному доходу в период с 1950 г. по 1981 г. снизилось в два раза, а отношение расходов в расчете на одного студента к национальному доходу на душу населения сократилось почти в шесть раз за тот же период. Усилились темпы отставания советской высшей школы от прогрессивных мировых достижений в научно-технической, информационной, экономической и управленческой сферах [Растопшина, 2004].

В 80-е годы ХХ века неоправданно низкой стала заработная плата преподавателей, стал падать престиж их труда.

Прогрессируют процессы «эрозии», охватившие не только советский строй, но и само общество. Советская система, еще недавно представлявшаяся как энергичная и вполне жизнеспособная, как бы утратила какой-то свой «внутренний стержень» и перестала эффективно отвечать на новые вызовы, самым значимым среди которых стал вызов со стороны возникшего на Западе «общества потребления».

Проблема потребления «недопотребления» в СССР, по сравнению со странами Запада, была, по мнению А.Л. Андреева, психологической и «коренилась даже не в „провалах экономики“, а во взаимном непонимании поколений» [Андреев, 2008, с. 242]. И тем не менее, как пишет указанный исследователь и аналитик, «… ценность Слова, выражающего некоторую Истину (об обществе, природе, человеке и др. на уровне принимаемой обществе психологической доминанты стала все активнее вытесняться ценностью Вещи (которую в тех условиях еще надо было „достать“)» [Там же].

По сути, это было проявление конфликта двух социальных тенденций, одна из которых была ориентирована на общество образования, а другая – на модель «общества потребления». При этом активным носителем второй тенденции стала молодежь, жизненный опыт которой, как отмечает А.Л. Андреев, «складывался уже не в пылу романтического познавания истин, а в атмосфере приземленных интересов брежневского „застоя“» [Там же].

В советском обществе что-то неуловимо изменилось. В се, что связано с учебой, в том числе в вузе, переходит на уровень повседневной «рутины». Изменяются и мотивы: учиться в вуз идут потому, что «все так делают», «в жизни нужен диплом», «отправили родители, потому что они в свое время получили (или, наоборот, не получили) высшее образование». Формы потребления культуры, оставаясь еще внешне неизменными, уже меняют свой внутренний смысл.

Например, домашняя библиотека, составленная из дефицитных книг, оказывалась уже не выражением личностной потребности, а специфическим знаком престижа. Вспомним «книжный бум» конца 1980-х годов, когда книги приобретали «по спискам», на «макулатуру» – книги стали уже своеобразной «валютой». Таким же «знаком» стало посещение «престижного» театра -вспомним «билетные бумы» в московские театры в начале 1980-х -многочасовые очереди в театральные кассы и спекуляции билетами.