Сергей Дружилов - Социально-психологические проблемы университетской интеллигенции во времена реформ. Взгляд преподавателя

Однако такое радикальное решение на июльском (1928 г.) Пленуме не прошло (!?). Выдвинутый на Пленуме проект не получил большинства, как отмечает А.Л. Андреев, «вопреки мнению Сталина и возглавлявшего партийно-государственную комиссию по высшему техническому образованию Молотова» [Андреев, 2008, с 208], т.е. вопреки мнению двух «первых лиц» Советского государства (!). Если же выдвигаемый ими проект был принят, это в дальнейшем это имело бы чрезвычайно пагубные последствия не только для подготовки инженерных кадров, но и в плане формирования социокультурного профиля советской интеллигенции.

Назначение Наркомом просвещения А.С. Бубнова (весной 1929 г. А.В. Луначарский был перемещен на должность председателя Учёного комитета при ЦИК СССР.) привело к изменению курса в образовании. При Наркомпросе был создан актив из 50-ти рабочих, которые должны были наблюдать за его работой; «на местах» устанавливается партийный и комсомольский контроль над образовательными учреждениями и преподавателями. Повсеместно проводится курс на «сближение образования и производства», идет натиск на все то, что даже отдаленно напоминает «буржуазный» принцип автономии вузов. После «шахтинского дела» происходит «затягивание гаек» применительно к старой вузовской интеллигенции. Все это провоцировало возникновения новой волны кадрового кризиса в вузах, создающего реальную угрозу для подготовки специалистов для проводимой индустриализации.

К концу первой пятилетки вслед за изменением вектора внутренней политики в стране в отечественном высшем образовании начинается новый цикл. Этот цикл, в определенном смысле, идет в «противофазе» предыдущему циклу 1929-1931 гг. Это не значит, что началась «либерализация» или «послабление», однако в новом курсе прослеживаются явные тенденции к отходу от психологии времен военного коммунизма.

Летом 1931 г. Сталин в одной из своих речей формально реабилитирует интеллигенцию, считавшуюся до этого «буржуазной». А уже осенью, без лишней огласки, отменяется «классовый» принцип набора в вузы – на первый план выдвигается уровень подготовки абитуриента и его способности (в 1935 г. социальные критерии при поступлении в вуз будут вообще формально отменены).

Одновременно резко повышается зарплата специалистам с высшим образованием. Разрыв в оплате труда между ними и рабочими, по данным А.Л. Андреева (2008), достигает максимальной величины за все годы советской власти: в 1931 г. инженер получал, в среднем, в 2,6 раза больше, чем рабочий, а служащий – только в 1,5 раза. Проводятся первые награждения орденами специалистов, добившихся больших успехов в научной, научно-производственной и проектно-конструкторской деятельности. Тем самым, их труд признается государственной ценностью и морально приравнивается к заслугам революции.

Отметим, что нарком А.С. Бубнов, являющийся опытны партийным функционером, почувствовав «изменение линии партии», сразу же сменил свою «жесткую» позицию по отношению к системе образования. В своем докладе на ленинградском собрании партактива (9 сентября 1931 г.), он обозначил стратегическое направление для образования как «обеспечение точно очерченного круга систематизированных знаний» [Бубнов, 1959, с. 194]. Здесь же, за шелухой пропагандистских фраз наркома, как отмечает А.Л. Андреев, просматривается признание того, что «парадигма эффективности отечественного образования как системы, транслирующей культуру и знания, была заложена еще до революции» [Андреев, 2008, с. 213].

В этот период упраздняется Институт красной профессуры (ИКП), свертываются или «приводятся к общему знаменателю» с обычными вузами созданные в первые предреволюционные годы «коммунистические университеты. В этот период в СССР складываются основные типы высших учебных заведений: университеты, политехнические институты и отраслевые вузы.

Г.И. Ханин (2008) высказывает предположение, о том, что советское руководство в то время было обеспокоено состоянием высшего образования как средством формирования своей элиты. Оно впервые (ИКП лишь частично выполнил эту задачу из-за ошибочной системы комплектования) предприняло серьезную попытку создать элитное гуманитарное образование. Неоценимый вклад в это внес Институт философии, литературоведения и истории (ИФЛИ), выделенный в 1931 г. из МГУ (в 1941 г. вновь слит с ним в Ашхабаде, куда оба вуза были эвакуированы).

Приведем цитату из книги Л.М. Млечина «Железный Шурик», в которой московский ИФЛИ им. Н.Г. Чернышевского характеризуется как «лучший гуманитарный институт того времени, воспитавшим целое поколение интеллигенции. […] ИФЛИ оказался вузом молодых поэтов, безбоязненных полемистов и творчески мыслящих философов. […] Институт задумывался как кузница идеологических кадров, но там собрались лучшие преподавательские кадры, которые вышли далеко за рамки этой задачи. […] Из ИФЛИ вышел цвет московской интеллигенции» [Млечин, 2004, с. 30].