Лиза Таддео - Три женщины

Я и сейчас не знаю, что мама имела в виду под словом «жестокость». Не знаю, избивал или насиловал ее тот мужчина. Я всегда полагала, что в ее мире жестокость подразумевала какую-то сексуальную угрозу. В самых мрачных своих фантазиях я представляла, как он заставлял ее заниматься сексом в ту ночь, когда умирала ее мать. Я представляла, как он сжимал и кусал ее. И все же мама оставалась с ним – это был страх перед бедностью, а не перед этим жестоким мужчиной. Она не могла вызвать такси и поехать в больницу. У нее не было ни сил, ни средств.

Примерно через год после смерти моего отца, когда мы научились проживать день без слез по нему, мама попросила научить ее пользоваться интернетом. Она никогда в жизни не пользовалась компьютером. Набор одного предложения занял у нее несколько мучительных минут.

В конце дня, проведенного перед экраном, я сказала ей, чтобы она просто объяснила мне, что ей нужно. Мы обе были измучены.

– Я не могу, – ответила мама. – Я должна сделать это сама.

– Что?

Я знала о ней все. Я видела все ее счета, письма, даже ту записку, написанную от руки, которую я должна была бы обнаружить в случае ее неожиданной смерти.

– Я хочу разузнать об одном человеке, – тихо сказала она. – О мужчине, с которым я была до твоего отца.

Я была поражена, причем неприятно. Мне хотелось, чтобы мама навсегда осталась вдовой моего отца. Я хотела, чтобы отношения родителей сохранялись незыблемыми даже после смерти, даже ценой маминого счастья. Я не хотела ничего знать о желаниях моей матери.

Этот жестокий мужчина, хозяин большой ювелирной империи, любил маму так сильно, что даже пришел в церковь и попытался остановить венчание моих родителей, когда оно было в самом разгаре. Давным-давно мама подарила мне ожерелье из рубинов и бриллиантов. Она решила расстаться с ним, чтобы не хранить у себя и тем самым не показывать, насколько оно ей дорого. Я сказала ей, что она может попытаться разобраться с компьютером самостоятельно, но, прежде чем она смогла это сделать, она заболела.

Я думаю о маминой сексуальности и о том, как она проявлялась. Я чувствовала это в мелочах – как она прихорашивается перед тем, как выйти из дома или открыть дверь. Я могла расценивать это как силу или слабость, но никогда не считала это велением сердца. Как же я заблуждалась…

До сих пор удивляюсь, как женщина могла позволить мужчине в течение многих дней мастурбировать за своей спиной. Я думаю, плакала ли она по ночам? Возможно, она оплакивала того одинокого старика. В нюансах желаний скрывается истина о нас, каковы мы есть в самые откровенные моменты жизни. Я хотела бы поймать и зафиксировать само пылающее жало женского желания, чтобы мужчины и женщины попытались понять, прежде чем осуждать. Потому что каждая минута нашей жизни остается с нами навсегда. Эти минуты расскажут, кем мы были, кем были наши матери, наши соседи – ведь мы слишком упорно считаем, что в мире нет никого, похожего на нас. Итак, перед вами три истории.

Этим утром ты собираешься как воин, который готовится к сражению. Твоя боевая раскраска – макияж. Отрешенный дымчатый взгляд из-под густых ресниц. Темно-розовые румяна, губная помада естественного цвета. Твои длинные волосы слегка подкручены, чтобы казаться более объемными. Ты научилась делать прическу и макияж самостоятельно. Ты стоишь перед зеркалами, а в комнате гремит Linkin Park и Led Zeppelin . Ты – одна из тех девушек, которые инстинктивно понимают, как пользоваться косметикой и аксессуарами, как орудовать заколками-невидимками, чтобы они исчезли в прическе.

Ты надеваешь туфли на танкетке, легинсы и топ с рукавом-кимоно. Ты хочешь, чтобы он понимал: перед ним больше не ребенок. Тебе уже двадцать три.

Конечно, тебе хочется, чтобы он по-прежнему тебя желал, чтобы пожалел о том, что потерял. Тебе хочется, чтобы, сидя за ужином, он вспоминал твои танцующие бедра.

Шесть лет назад ты была изящней, и он любил твои маленькие ручки. Тогда его пальцы танцевали внутри тебя. Многое изменилось. Твой отец умер – в августе он вскрыл себе вены на местном кладбище. Ты рассказывала ему об отце, о проблемах с родителями. О том, как один разыскивает другого по барам, чтобы вытащить его оттуда. Оба были алкоголиками, но отец пил сильнее. Ты чувствуешь, что он мог бы понять, что звук дождя, который колотится о землю над могилой отца, причиняет тебе боль. Ах, как там сыро… тебе мерещится, что отец недоумевает, почему ты оставила его в холодном черном ящике… Разве смерть не затмевает того, что происходит в зале суда? Разве смерть не затмевает весь этот бред, всех этих копов и адвокатов? Разве не осталось на свете такого места, где вы все еще вместе, только вы вдвоем?