Лиза Таддео - Три женщины

– Почему ты улыбаешься? – спросила Мэгги.

– Потому что, – ответил Матео, – мне хочется тебя поцеловать.

Как-то ярким гавайским утром Матео заехал за Мэгги на мотоцикле. Он привез ее в мотоклуб, где среди зеленых холмов байкеры устраивали завтрак в складчину. Мэгги оказалась единственной столь юной девушкой. Остальные женщины были настоящими байкершами, суровыми и жесткими, в черной коже. Мэгги почувствовала себя не в своей тарелке, но ей это нравилось.

Она надела свой бирюзовый топ, как платье. Ее загорелые ноги подрагивали рядом с ногами Матео под рев мотора. Первые повороты ее напугали, но скоро она перестала думать об опасности. Каждый поворот давал возможность отклониться в другую сторону и вытянуться. У Матео была мускулистая фигура и мелкие морщинки в уголках глаз. Ей нравилось прижиматься к его спине. Там, в Фарго, ее родители наверняка пьянствуют. Когда она дома, ей нужно думать о каждом их шаге. Но здесь, на Гавайях, она свободна. Она взяла отпуск от страха и несправедливости.

Они катались весь день. В какой-то момент она почувствовала острую боль. Ей показалось, что ее укусила пчела, но потом она поняла, что это камешек отлетел с дороги и впился ей в руку. Она не стала жаловаться. Ей не хотелось ни делать, ни говорить ничего неприятного. Мотор умолк, когда Матео подъехал к своему дому в тенистом тупике. Все дома здесь были на сваях, как сказочные деревья на домах серферов-хиппи.

Матео жил с соседом, но его не оказалось дома. Мэгги видела, что в этом доме Матео прожил недолго. Комната его была пустой и темной. Перевернутые мусорные корзины служили столиками и тумбочками. Похоже, он не захватил ничего из прежней жизни – лишь зажигалку и несколько брюк. Мэгги недавно побывала на свадьбе сестры. Ей казалось диким, что этот мужчина женился на женщине, а теперь живет в пустой комнате, где кровать придвинута к стене. А в холодильнике только пакеты с уткой в соусе, пиво и черствый хлеб.

Мэгги хотела того, что должно было произойти, больше, чем он. Матео не знал, что она девственница. Что всего несколько месяцев назад она разругалась с сестрой из-за того, что та забеременела вне брака.

Мэгги легла на кровать первой. Они трахались двадцать минут. И больше, и меньше, чем она ожидала. С одной стороны, физическое действие было знакомо, разбито на понятные части. Само совокупление оказалось более непристойным, чем она представляла. Но теперь она была в клубе. Она – одна из тех, кого толкают в постель и кто лежит на влажных пятнах.

Больше всего ее поразили вещи неощутимые. Секс для Мэгги был в том, что он заметил порез от камешка на ее руке. В том, что он встревожился из-за того, что она не плакала и молчала о своей боли. В том, как он снял свои трусы. В странной нежности кожи. Все это она запомнит на долгие годы.

Когда все кончилось, он не повез ее домой сразу. Они долго лежали в постели и разговаривали. Он расспрашивал ее про Фарго и рассказывал про Кубу. Она слушала его, ее рука лежала на его груди, а грудь поднималась и опускалась, как у животного. Она вся сосредоточилась на своей руке, боясь, что та слишком сильно давит ему на грудь – или, наоборот, слишком слабо, как детская. Ей не хотелось показаться ему неопытной девственницей.

В конце концов, она больше не девственница.

Байерс отклонил вопросы про Гавайи.

– Это вопросы о сексуальных отношениях.

– Я спрашивал, доверяли ли вы моему клиенту настолько, чтобы рассказать об этом?

– Да, – отвечаешь ты.

– И как вы рассказали об этом?

– Я написала ему письмо.

– Отлично. Почему именно мистеру Ноделю?

– Потому что мне было очень стыдно, а он уверял, что не будет осуждать.

– Отлично. И чего вы ожидали от мистера Ноделя, написав ему это письмо?

Ты думаешь об этом. На некоторые вопросы отвечать в присутствии брата неловко, хотя он почти все знает. От таких мыслей у тебя волоски поднимаются на руках. Все узнают о твоих глупых, непристойных, психотических поступках. Ты вспоминаешь, как написала письмо дома и передала ему после урока. Ты помнишь, как приятно было рассказать обо всем человеку, который не осудит твой выбор. Все в мире осудили бы тебя, кроме этого мужчины. Твои подруги смотрели бы на тебя, как будто ты собираешься отнять у них парней. Мать посмотрела бы на тебя так, словно в твоем животе уже что-то растет, эмбрион с головой взрослого мужчины. Отец смотрел бы на тебя так, словно решил больше никогда тебя не обнимать.

Но мистер Нодель хотел, чтобы тебе было хорошо. Он не набросился на тебя. Он остался твоим учителем. А тебе было так нужно, чтобы тебя кто-то выслушал! Ты хотела сказать: «Да, я занималась сексом с тем парнем на Гавайях, и это было здорово, и океан шумел, и я думала, что люблю его, а он не полюбил меня, но я чувствовала себя любимой, сексуальной и красивой – и самой собой». Вот так: «Это Мэгги!» Как этот ублюдок Хой может спрашивать об этом? Или он из тех, что любят рассказывать своим женам истории в стиле порно? Ему, наверное, приятно узнать подробности.