Андрей Савченко - Алкогольная независимость

Юнцом приступил он к службе. Выпали ему испытания, выдержать которые мог стойкий и скрытный характер. Его-то и пришлось воспитывать.

Среда, где уверенным набиванием шишек Пётр обучался ремеслу, пестрела женственностью и в крепости начальствующих узлов ядовитостью. До желчной горечи. Так закалялась не сталь – образ будущего семьянина. Порой яд из кабинетов растекался по коридорам, проникая в персонал. Для защиты требовалось нырнуть в себя. Кто не успевал или не умел, поражался ядом и принуждался уничтожать человеческое в ближнем. Однако у работников ближе всех находились их собственные головы и сердца. По принятии яда жертвы портились, выглядели несчастными, клонились к столам в тайной надежде рассовать зло между страниц ведомостей, счетов, накладных, платёжек, рьяно рылись в бумагах, обретая в осанке неизгладимые черты раба. Единственное доступное спасение – неистовое медитативное погружение. Там, глубоко внутри, где прятался вдох, сталь была не нужна.

Как показывала практика, состояние погружённого в рутину работника не вызывало опасений у руководства. Малейшая отвлечённость от бумажной суеты оценивались как критика начальства. Босс хищнически взирал на сиюминутных бездельников, бросался своим жёстким «работайте лучше», поддерживая устойчивую атмосферу. Разумеется, лучше не становилось. Хуже – да, невыносимее – однозначно.

Глаза, равномерно двигающиеся по экрану компьютера, с подобной синхронностью пальцы, бьющие по клавиатуре, и оригинал документа на столе – главный фетиш и причина движений и стука – вот достаточный набор инструментов и магических пассов для показательного выступления перед нерадивым боссом и его приспешницами. Упиваясь властью, те утоляли жажду возвышенного парения над трудом покорных.

Иногда, в дни сбора доходов, они поневоле опускались в ряды рабов, помогая с расчётами. По завершении, ближе к полуночи, удалялись в узкий руководящий круг на тайный делёж будущих премий. Рабы устало расползались по домам, готовые через несколько часов приступить к новому этапу обслуживания клиентов и обеспечения прибыли.

Выдержка разведчика крепчала день ото дня. Вскоре босс не выдержал натиска яда, конкуренции и отсутствия связей в обществе, бросил бесполезное дело и вернулся в столичную семью. Петру Никаноровичу выпал шанс возглавить местный хаос, на что он, к своему удивлению, и подписался, неожиданно для себя икнув в самый подходящий момент. Икоту расценили кивком. Опытных кандидатов не находилось, поэтому быстренько оформили документы. Что судёнышко с пробоинами, догадывались немногие. Для Петра в статусе семьянина решающим фактором становилась зарплата, а безопасность здравого рассудка в экстремальных обстоятельствах отошла на второй план.

Приступив, с первого дня он взвыл, по обыкновению, про себя, в глубоком, натренированном годами практики «внутри», где рождалось хорошее, и куда с первых часов неотвратимо полезла работа.

Невозможность разрешения этой дихотомии укрепляла позиции руководителя и от выбранного пути – домашнего нытика, причём последнего приходилось скрывать как от первого, долженствующего держать физиономию начальника и носить его плечи, так и от себя во избежание отторжения, и, конечно, от подруги. Пока круговая оборона удавалась, процветала дальнейшая закалка разносторонней личности.

Однажды Петра Никаноровича пригласил играть в карты районный начальник государственного заведения в компании со своими друзьями – бывшими полицейскими и военными. Игра шла ровно и победоносно, пока гость сохранял концентрацию. Стоило ему отвлечься (в этом он был бо́льшим профи, нежели в устойчивом внимании на внешнем) от скучной игры, соперники с азартом отвоёвывали своё. На прощание один из бывших, по-ментовски прищурив глаз, выдал:

«Ты случаем, Пётр Никанорыч, не в разведке служил? Выдержка у тебя военная!»

«Нет, – довольно отвечал гость, – пятнадцать лет с бабами, пятнадцать лет», – хитро улыбаясь, с тем же прищуром отвечал приглашённый. Психология – штука въедливая, как мелочная начальница: обойдёшь вторую – шкурой освоишь первую.

«…Вы можете больше!» – без умолку твердили сверху. Способы и рычаги реализации этой «мощи» не разъяснялись и, по мнению Петра Никаноровича и его коллег из соседних городов, нарочно скрывались от неуспевающих управителей.

«Это ни в какие ворота не лезет!» – еженедельно выслушивал оценку работы наш начальник.