В 2016 году блокаду молчания прорвал флешмоб #янебоюсьсказать. Украинская акция быстро захватила все русскоговорящее пространство и в самой Украине, и в России, и в Беларуси. Тысячи историй о насилии над личностью в семье одновременно попали в сеть. Даже те, кто ничего не написал, смогли вспомнить и о своем опыте тоже.
Этот поток историй уже никак не мог рассматриваться как отдельные случаи, исключения из правила. Отрицать это явление стало трудно, а говорить о нем не стыдно. Через год возникла очень похожая история на Западе: акция #metoo разоблачала сексуализированное насилие и домогательства. В США акция закончилась громкими скандалами, разбирательствами и реальными тюремными сроками знаменитостей, злоупотреблявших властью. В России изменения произошли, к сожалению, только на уровне общественного сознания, но никаких изменений законодательства и осуждения агрессоров так и не случилось.
Тем не менее сети дали равную возможность высказаться и быть услышанными тем, кто раньше молчал. Возникли не только новые темы, но и новое явление – этические войны. В них отстаивалась иная позиция в вопросах пола, равенства в отношениях и также в вопросах насилия.
Как этические войны создали новую норму
На наших глазах менялась норма, появлялась новая этика. Общественная дискуссия поменяла взгляд людей на абьюз: вместо смирения с неизбежным и признания права сильного – четкое осознание, что насилие травмирует, что за него отвечает обидчик (не жертва!) и терпеть насилие не надо. К этой дискуссии подключились журналисты и общественные организации, психологи, адвокаты, активисты, блогеры, сделав ее более заметной и яркой. Но основным двигателем были все же голоса обычных пользователей. У тех, кто раньше не имел права голоса – женщин, детей, представителей дискриминируемых сообществ, – появилась равная возможность делиться своим опытом с читателями, а у читателей – осознавать и перерабатывать этот опыт. Острые темы, в том числе отношение к насилию, теперь вызывают сотни и тысячи возмущенных комментариев, рушат авторитеты, приводят к яростным столкновениям и вовлекают в обсуждение даже очень далеких от темы людей. Обсуждается приемлемость тех или иных практик в профессиональных сообществах (например, возможны ли сексуальные отношения между преподавателем и студентами или это сексторшен), обсуждаются травля в школе, медицинское насилие, появилось понятие «харассмент». Сеть стала работать как постоянная конференция, а иногда как огромный суд присяжных. Она выносит вердикт, что допустимо, а с чем мы теперь не готовы соглашаться и будем называть насилием.
Буквально за несколько лет совершенно по-новому стали звучать истории про жестокое обращение с детьми, про избиения в семье, про психологическое давление и контроль, возник термин «токсичный». Образовались специальные группы для поддержки и обсуждения опыта людей, переживших насилие. Сформировался общественный запрос на новые этические нормы.
Весь этот поток общественной рефлексии обрисовал границы того, что теперь мы называем насилием по отношению к личности. Общество договорилось, какие проявления можно считать насильственными. Не придумало, не было загипнотизировано и принуждено западным миром, а осознало опыт и договорилось .
Сеть, по сути, создала институт репутации как общественную оценку действий и ценности личности. На Западе репутация – мощный инструмент общественного давления, который имеет не только моральное значение, но и экономическое. Вы можете потерять работу, лишиться контрактов, если, с точки зрения общества, ваши высказывания и поведение неэтичны. Конечно, бывает и по-другому, когда интересы и взгляды какой-то общественной группы заставляют всех остальных замолчать и весь процесс начинает напоминать не обсуждение, а травлю. Тем не менее забота людей о своей репутации хорошо работает на изменение ценностей и представлений общества.
Есть признаки, что в России тоже появился такой институт. И несмотря на то что государство как будто бы не реагирует на насилие, не защищает пострадавших и не останавливает домашних агрессоров, общество с помощью репутации устанавливает границы допустимого. Теперь вполне реальна ситуация, когда человек, замеченный в том, что он избивает своих партнерш, с трудом сможет найти новую жертву. Обнародование неблаговидного поведения способно разрушить карьеру или как минимум защитить жертву от повторения насилия. Мы помним случаи с Региной Тодоренко [24] После неодобрительных слов Регины Тодоренко о тех женщинах, которые публично признаются в происходящем с ними домашнем насилии, журнал Glamour лишил ее звания «Женщина года», а компания Procter & Gamble разорвала с ней рекламный контракт. Регина услышала своих подписчиков и изучила вопрос. Она не только принесла извинения, но и сняла полезный фильм, где рассказала о домашнем насилии и о том, как с ним справляться.
и Мариной Чайкой [25] Марина Чайка, жена Артема Чайки (бизнесмена, старшего сына бывшего генпрокурора РФ, а ныне полномочного представителя президента в Северо-Кавказском федеральном округе Юрия Чайки), в 2020 году опубликовала видеообращение с просьбой о помощи. Она говорила, что не может получить развод, а муж, располагающий «безграничной властью», забрал у нее документы и угрожал отобрать детей. Благодаря публичности и общественному обсуждению этого случая ей все-таки удалось развестись.
. И нередко публичное обсуждение – единственная защита, на которую могут рассчитывать страдающие от насилия со стороны известных людей. К сожалению, репутации пока рушатся в таких случаях не всегда или далеко не сразу. Так, ничего не изменилось в жизни у Марата Башарова или Леонида Слуцкого, несмотря на большой общественный резонанс от их насильственных действий. В России репутация работает как будто бы иначе, чем на Западе. Там почти невозможно ее вернуть, если однажды потерял. Большая часть нашего общества по-прежнему смотрит на насилие сквозь пальцы, но все же реакция есть. Со временем (если мы останемся демократической страной и не превратимся в тоталитарное государство, где свобода слова невозможна) тенденция не принимать насилие как должное неизбежно будет расти и укрепляться.
Читать дальше