Джесси Беринг - Я, ты, он, она и другие извращенцы. Об инстинктах, которых мы стыдимся

Натуралистическая ошибка становится особенно заметна, когда “приемлемая” форма половой девиации у одного и того же вида наблюдается одновременно с “неприемлем ыми” формами. Когда речь заходит о других приматах, вступающих в гомосексуальные связи и имеющих несколько половых партнеров, часто приводят пример бонобо ( Pan paniscus ). Учитывая наши близкие генетические отношения с бонобо (наша ДНК совпадает на 98,6 %), в них видят иллюстрацию “естественности” гомосексуальности у людей и “неестественности” человеческой моногамности. Эти обезьяны особенно известны, например, тем, что их особи женского пола с упоением трутся клиторами, а особи мужского пола занимаются взаимной мастурбацией. Такое полное гомоэротики поведение считается ключевым проявлением относительно неагрессивной природы бонобо, так как секс используется ими как способ примирения и позволяет снизить уровень социальной напряженности в группе, не доводя до агрессии. Приматолог Франс де Вааль отмечает: если бы люди проявляли такое же “социосексуальное поведение”, как бонобо, их бы арестовали. (Это становится ясно из его статьи “Социосексуальное поведение как способ регулирования напряжения у бонобо всех возрастов и половых комбинаций”, опубликованной в журнале “Педофилия”.) Дело в том, что “естественно” гомосексуальные и неразборчивые в связях бонобо встречаются не только среди взрослых особей, добровольно соглашающихся на такие отношения. Можно также наблюдать, как взрослые самцы бонобо “естественно” ласкают детенышей-самцов, а взрослые самки “естественно” прикладываются ртом к половым органам детенышей-самок. В случаях, когда натуралистическую ошибку допускают люди консервативных религиозных или общественных взглядов, центральную позицию занимает идея размножения и философская ошибка становится неприлично очевидной. Когда путают мораль и идею продолжения рода, проблема равно применима ко всем видам полового поведения, которое не ведет к появлению потомства. И неудивительно, что чаще всего этот аргумент применяется против гомосексуальности. Многие консерваторы с удовольствием объясняют тем из нас, кто никак не освоит наиболее сложные аспекты биологии: половой акт с представителем противоположного пола может привести к появлению потомства, а с представителем собственного – нет. Этот факт обычно экстраполируется до утверждения, что однополый секс противоестествен и потому есть зло (перевожу: высокомерно игнорирует божий замысел).

Если учесть, что природа механистична и аморальна, а также не является результатом разумного планирования, то эта позиция абсолютно беспочвенна. Искать в репродуктивной биологии с ее принципами поточного производства некие моральные ориентиры или предписания относительно того, как люди должны или не должны распоряжаться своими половыми органами, – значит принимать как данность, что наша репродуктивная анатомия задумана неким Творцом. Этот додарвиновский взгляд лежит в основе неубедительного довода против гомосексуальности, который обычно находит свое выражение в любимом фундаменталистами лозунге “Адам и Сева” ( Adam and Steve ).

Наше общество настолько занято вопросом, до какой меры “естественным” или “неестественным” является данное сексуальное поведение с эволюционной точки зрения, что мы упустили из виду куда более важный вопрос: является ли это поведение вредоносным? Во многом это даже более сложный вопрос, потому что естественность можно оценить по относительно простым статистическим параметрам (например, “как часто такое поведение проявляется у других биологических видов?” или “у скольких людей проявляется такое поведение?”), а понятие вреда в значительной мере субъективно. Вред как таковой невозможно прямо оценивать, потому что при его оценке используются определения, которые все понимают по-разному. Когда речь идет о вреде в половой сфере, то, что вредно для одного, для другого может быть не только безвредно, но даже полезно. Например, если бы Кейт Аптон сейчас зашла ко мне в кабинет, привязала меня к стулу, исполнила бы стриптиз и прижалась промежностью к моему лицу, я думаю, мне потребовались бы годы психотерапии. А если бы то же самое произошло с моим братом-гетеросексуалом или с одной из моих подруг-лесбиянок, я подозреваю, их мозг воспринял бы инцидент совсем по-другому. (Не говоря уже о том, как мозг жены моего брата воспринял бы реакцию брата на упомянутую промежность.)