Дейл Карнеги - Как выработать уверенность в себе и влиять на людей, выступая публично

В 1870 году наш путь пролегал вниз по течению Тигра. В Багдаде мы наняли проводника, чтобы он показал нам Персеполь, Ниневию и Вавилон, а также древние земли Ассирии вплоть до Аравийского залива. Он был хорошо знаком с местностью и к тому же принадлежал к той породе проводников, которые любят развлекать нанявших их людей. В этом отношении он походил на цирюльника, который рассказывает за работой множество историй, чтобы отвлечь ваше внимание от острой бритвы, которой он скоблит вам щеки. Он был настолько разговорчив, что я устал от его историй, пропускал их мимо ушей и демонстративно глядел в сторону, когда он принимался за очередной рассказ. Обычно это приводило его в недоброе расположение духа. Помнится, как-то раз вечером он вдруг сорвал с головы свою турецкую феску и начал размахивать ею. Я не совсем понял этот жест и постарался отвести глаза в сторону из опасения стать жертвой очередного словоизлияния с его стороны. И все же наши глаза на какое-то мгновение встретились, и он тут же выпалил: «Я хочу рассказать вам историю, которую обычно приберегаю для своих лучших друзей!» Раз уж он зачислил меня в свои лучшие друзья, мне пришлось его выслушать, и я об этом не жалею.

Он рассказал, что давным-давно неподалеку от Инда жил один богатый перс по имени аль-Хафед. У него было огромное поместье с оранжереями, пшеничными полями и садами. Он был вполне доволен жизнью. Как-то раз в дом богатого перса забрел буддийский священник. Сидя у очага, он рассказывал аль-Хафеду, как устроен наш мир. По его словам выходило, что в давние времена весь мир состоял лишь из одного тумана (и это научный факт), но затем Всевышний направил свой перст на туман, и тот начал вращаться вокруг него, все быстрее и быстрее, пока не сгустился в огненный шар. Это вращение передалось всей Вселенной, вовлекая в себя все другие космические туманности, которые превратились в воду и выпали на раскаленную поверхность шара, охладив его и образовав твердую корку. Внутренний огонь прорывался через остывающую корку, образовывая горы, холмы и долины нашего нынешнего мира. Если эта клокочущая масса вырывалась и застывала слишком быстро, то получался гранит, если застывание шло медленнее – то серебро, еще медленнее – золото, а вслед за золотом шли алмазы. Старый священник сказал: «Алмаз – это застывшая капля солнечного света».

И это тоже научная истина. Вы все знаете, что алмаз – это чистый углерод, то есть, фактически, накопленный солнечный свет. И он сказал еще одну вещь, которой я никогда не забуду. Он заявил, что алмаз – это последнее и высшее творение Бога среди минералов, так же как женщина – последнее и высшее творение из всех живых существ. Я полагаю, в этом и кроется причина того, что эти два творения Всевышнего испытывают друг к другу привязанность. И еще старый священник рассказал аль-Хафеду, что, если бы у того была пригоршня алмазов, он мог бы купить целую страну, а имея алмазную шахту, мог бы посадить своих детей на троны всех стран мира. Аль-Хафед выслушал этот рассказ и лег в тот вечер спать бедным человеком. Не потому, что он чего-то лишился, а потому, что в нем проснулась неудовлетворенность. Он сказал себе: «Я хочу алмазную шахту». Всю ночь он не мог сомкнуть глаз, а рано поутру послал за священником. Я по собственному опыту знаю, что, когда священника будят ни свет ни заря, его это обычно раздражает. Вырвав его из объятий сна, аль-Хафед попросил:

– Скажи, где мне найти алмазы?

– Алмазы? – переспросил священник. – А зачем они тебе нужны?

– Я хочу быть сказочно богатым, – ответил аль-Хафед, – но не знаю, с чего начать поиски.

– Хорошо, – сказал священник. – Если ты найдешь реку, текущую по белому песку среди высоких гор, то в этих песках отыщешь и алмазы.

– А такая река действительно есть?

– Их много, надо только пойти и отыскать их.

– Я найду, – сказал аль-Хафед.

Он продал свое поместье, собрал все деньги, оставил семью на попечение соседей и отправился на поиски алмазов. Начал он их, на мой взгляд, в правильном месте, в отрогах Лунных гор. Затем перебрался в Палестину, потом в Европу и к тому моменту, когда деньги уже закончились, оказался в драных лохмотьях на берегу Барселонской гавани в Испании. К его ногам подкатилась волна прибоя, прошедшая через Геркулесовы столбы, и бедный, страдающий человек не смог побороть в себе ужасного искушения броситься в воду. Он исчез в пене прибоя, и больше его никто не видел.

Когда проводник закончил эту печальную историю, он остановил верблюда, на котором я ехал, и начал поправлять упряжь и тюки, а я тем временем думал про себя: «Почему же он приберегает эту историю для лучших друзей?» В его рассказе, похоже, не было ни начала, ни середины, ни конца – ничего. Это была, пожалуй, первая из услышанных мною легенд, в которых герой погибал уже в первой главе. Рассказ еще только начался, а герой был уже мертв. Покончив с упряжью и вновь взяв под уздцы моего верблюда, проводник продолжил свою историю. Наследник аль-Хафеда, поведал он мне, пошел как-то в сад напоить верблюда, и, когда верблюд склонил свою морду к чистым водам протекавшего через сад ручья, он заметил блик света, игравший всеми цветами радуги. Он захватил этот любопытный камушек с собой и положил его рядом с очагом в доме, а потом пошел по своим делам, совершенно позабыв о нем. Спустя несколько дней объявился все тот же старый священник, рассказывавший в свое время аль-Хафеду о происхождении алмазов. Когда он заметил блики света рядом с очагом, то в волнении воскликнул: