Владимир Леви - MEMENTO, книга перехода

Изображения безымянных римских скульптур заимствованы из книги «Римский скульптурный портрет». Авторы: Н. Н. Бритова, Н. М. Лосева, Н. А. Сидорова, Москва «Искусство», 1975. Кое-где увидите и образы персонажей, нарисованные мною самим. (Кроме легионера, скопированного с рисунка неизвестного старинного автора)

Римские легионеры и вправду во время сражений останавливали кровотечение из ран, засыпая их пылью, но когда текст писался, я об этом еще не знал – просто увиделось и написалось.

Нордический (?) генотип высокого светлоглазого блондина-богатыря наиболее проявился в нашем роду у моего покойного младшего двоюродного брата, известного ученого-металлурга, профессора московского института стали и сплавов Льва Михайловича Романова, одного из детей папиной младшей сестры, Раисы Израилевны. Отец Левы, Михаил Трофимович Романов, мой любимый дядя Миша, морской разведчик, герой войны, смельчак, широкая щедрая душа, мастер на все руки, замечательный самодеятельный музыкант, страстный охотник и выпивоха, был невысоким худощавым брюнетом (татарская прививка к исконному славянству?.. предки – рязанские крепостные). Мама Рая, кареглазая темная шатенка, тоже не гигант, хотя была полной; а Лева получился огромным и мощным светлосоломенным блондином с ослепительно голубыми глазами. К зрелому возрасту волосы, как и у деда Израиля, потемнели. В юности подавал надежды как боксер-тяжеловес, сокрушительный панчер, но занимался недолго – как мне сказал, решил поберечь мозги для науки. Характер был не из легких, в гневе бывал страшен. Со своей суперарийской внешностью и суперславянской фамилией часто оказывался свидетелем разнузданных антисемитских разговоров, его к этим откровениям по умолчанию присоединяли. Как было догадаться собеседникам, по каким признакам определить, что рядом с ними находится сын еврейки, каковым был и Иисус Христос?.. Что далее следовало, догадаться нетрудно: предупреждающий рык или нокаут без предисловий. Этим и определялось. Я тоже начинал жизнь как крупный блондин (в два с половиной года впору была одежда на пятилетнего) но после военных невзгод и недоеданий стал много болеть, рост остался в пределах среднего, а по масти вырулил во что-то близкое к брюнету. Блондинский ген есть и с маминой стороны ярким блондином был ее брат, дядя Юра. Относил он это к польскому следу в нашей крови. Родоначальником всех российских Клячко (включая, меж прочих, и знаменитых супербоксеров братьев Кличко, в фамилии коих одна буква слегка мутировала) был прибывший в Россию во времена Ивана Грозного поляк Клячко (Клочко?), принявший иудаизм и женившийся на еврейке. Потомки этого поляка считались уже евреями. (Но не всем захотелось ими остаться и далеко не всем удалось выжить.)

Дядя Юра рассказал мне, что раскопал в каких-то архивах хронику тех времен, где записано, что этот наш польский пращур был приближенным царя Ивана и был им отправлен на казнь за любодеяние, то ли действительное, то ли только подозревавшееся, с одною из государевых жен. В Москве, на Красной площади, на Лобном месте жидовствующему поляку Клячко отрубили голову.

Узнав эту историю (впрочем, сомнения остаются), я начал догадываться, почему, как только подхожу к Лобному месту, у меня начинает ужасно чесаться шея.

Великий человековед, психолог и философ Уильям Джеймс в книге «Многообразие религиозного опыта» описывает это состояние так: «…гнетущая тоска, нечто вроде психической невралгии… в ней бывает то глубокое отвращение ко всему, то раздражительность, то недоверие себе, доходящее до отчаяния, то подобное недоверие к другим, то беспокойство и тревога, то страх. Жертва такой тоски может поддаться ей и может с нею бороться; может обвинять себя или винить внешние обстоятельства, может терзаться вопросом, почему так страдает, и может не задавать его…»

Ось «деструдо – мортидо» соответствует известной шкале агрессивности, на одном полюсе которой типажи «наказующие» – с агрессией, направленной на других, всегда правые, ищущие и находящие врагов, обвиняющие и нападающие – на другом «самонаказующие», с агрессией, направленной на себя, склонные к самоедству, требовательные к себе и только к себе, обвиняющие себя и в том, в чем не виноваты. Посередке – обычные граждане, могущие и погромить кое-кого, и покаяться. Вне шкалы – благодушные «ненаказующие». Самонаказующие более прочих склонны к психалгиям и самоубийствам. Наказующие, когда не находится, кем возмущаться и против кого бороться и дружить, тоже могут поменять свой полюсный знак и ухнуться в самоагрессию.