ОЛЕГ ( GUTMEN ) - Идеи для Нобелевского комитета

В пяти частях.

Часть 1. " О Джордано Бруно ."

(редакция от 4.2.2021.)

Это были как бы уже и исторические, да ещё не изумительные, времена, когда жизни изумительных личностей в них подвергались ими не мультяшному измерению в "попугаях" и в "удавах", а "удавами" в назидание "попугаям" выставлялись на кострах инквизиции. Право изумительных людей являться на площадях мерой всех вещей ещё не провозглашено – площади городов вместо интеллигенции кишели осенением инквизиторов быть мерой людишек. На её же кострах изумительность этих людей изумляла толпы простоватых даже и для Средневековья зевак на площадях уже великих городов с великой архитектурой. В этой архитектуре проявился и уже сумел остаться в живых гений величия личности, первоначально через профессию, через ремёсла молчаливо отделившегося от гения человеческой биологической жестокости. Но с этих великих городов начиналось и величие публичности человека. Вера в его призывала к жизни зачатки демократичности. От надежды на неё в этих великих городах величие публичности человека осмеливалось поодиночке вступать в смертоносную схватку со своим визави – подвальной инквизиционной мерзостью в тех же людях. Наблюдая, как инквизиция "переходит на личности", население отходило на территории и тематики частных и ремесленных философствований. Великих городов было всё ещё больше, чем великой публичности человека. Гений Джордано Бруно, гениально заговоривший вслух о всеобщем, пошёл рискованно дальше архитектурного способа созидания, проявления и выживания собственного индивидуального. То были времена на планете, когда честь, вкус и значимость жизни выделенных людей, как Джордано Бруно, ещё не разменивалась на сутяжную борьбу за авторские права эволюционирующего поголовья мастаков на медальки всех народов и всех техник специализированных тщеславий. Какими рождаются такие люди? У каких родителей? Что, индивидуально присущее им самим, развивает или меняет их в такие индивидуальности и выталкивает из видового, из массового Нomo sapiens? Или, как, всматриваясь во что-то и рядом с чем – то, вырастают в таких людей? Каково им живётся среди нас? Кто мы, простые люди, для них? Какими такой космос в них воспринимает нас в наших социальных скопищах, в земных групповухах? Как посреди базарного улюлюканья, гогота и гомона человек вообще догадывается посмотреть в сторону Вселенной и высматривать в знании именно о ней нечто для земного величия человека?

Ну, и во имя чего ими, такими людьми, были вообще выбраны под себя костры Инквизиции имени простолюдинов? Отчего, наблюдая происходящее вокруг, презирая узколобость земной келейной групповщины и мракобесия, возомнившей и воцарившей себя общественным институтом, они не лезут в отчаянии на стенку от массового скудомыслия, а шагают в сторону от человечества через костры? Как они сумели первыми догадаться, прочувствовать, что люди научатся держаться друг друга, закладывая и распространяя собой, своими жизнями не круги Ада на небесах, а светлые пятна в Истории Земли, если их для начала известить о бездне веков, пространств, миров вокруг них ? Оповестить человека, что и он тоже Бездна. Развенчайте пугливость в человеке перед понятием Бездна – и он её в себе постепенно приучится оформлять поэзией , почтительно применит её к себе и к рядом живущему. Мы, люди, пока ещё стоически тренируемся терпимости на неодушевлённой бескрайней Бездне вселенской, нежели на доступной близлежащей к нам одушевлённой, даже и родственной нам. На одушевлённой Бездне пока скатываемся к кострам и распятиям, на строительство специфических сооружений для неё. Как разобщение миллионов природных человеческих индивидов раздроблением труда порождает такое цельное социально объединяющее значение таких единичных людей?

Угадывается же, заводной был парень, Джордано : что – то пытался растолковать нам о нашем же человеческом в нас. И не в инквизиторски – уголовных интерпретациях человека, а в знаниях – мыслимых посланиях от Мироздания о масштабах Мироздания для нас и в нас. И требовалось – то всего одно: однажды на площади сделать выбор в пользу ментальности в себе, третьей между ментальностью инквизитора и ментальностью простофили, заточенных под гражданскую войну. Наверное, верил и предвидел: люди способны на такой же выбор между ними и будут им счастливы. Так и случилось: потом были Ф. Ницше, К. Маркс, З. Фрейд.