Рузанна Тихова - Возможно все. Как открыть успешный бизнес в России, все бросить, переехать в США – и начать сначала

В 13 лет я начала распространять косметику Avon. Сама устроиться на работу я еще не могла (мне не было 16 лет) и попросила маму устроиться в компанию, чтобы я могла работать вместе с ней. Мы стали продавать косметику соседям, подругам – ее и моим, их друзьям.

Наш бизнес достаточно успешно продвигался, несколько лет я им занималась помимо основной деятельности и получала свой доход. Когда в 17 лет уехала учиться в Таганрог, я передала это дело маме, и самое интересное, что она до сих пор занимается продажей Avon.

Надо сказать, что вся эта предпринимательская деятельность во мне отлично уживалась с занятиями музыкой, при этом искусство для меня всегда было на первом месте, и никакого внутреннего конфликта между ним и предпринимательством не возникало. Я просто понимала, что должна зарабатывать, чтобы стать самостоятельной.

Мама выросла довольно скромной, потому что бабушка была строгой: никаких мальчиков, никаких свиданий. Мама, конечно, мягче, но все равно я никогда не могла с ней поговорить по душам – ни о том, что мне нравится какой-то парень, ни о том, что хочется пойти на танцы. Мне многое запрещали, и я никак не понимала, почему родители так себя ведут. Спустя время я осознала, что дело было в культуре сдержанности и строгости кавказского народа. Однако в детстве мне этого никто не объяснял, было просто «нет» , и все. С мальчиками еще хуже: «Что?! Какой еще мальчик, не смей даже думать об этом!» Наверное, поэтому большой близости с мамой у меня не было.

Мы жили в своем частном доме, но одновременно с этим папа на другом участке строил для нас новый. В нем родители живут до сих пор. В старом доме у нас с братом была одна комната на двоих, а когда переехали, у каждого появилась своя. Я мечтала, что после переезда обклею комнату плакатами, как в американских фильмах, но стоило сказать об этом маме, как разразился скандал. Она не покупала мне никаких журналов, которые были популярны у девчонок. Я экономила на школьных обедах, чтобы в субботу добыть новый выпуск. Папа иногда говорил: «Да купи ты ей эти журналы!» . Он считал, что дело в возрасте – в переходном периоде, который надо пережить, переболеть, а мама настаивала: нечего тратить деньги на ерунду, лучше оставить их на продукты.

Конечно, моя идея испортить новый ремонт плакатами ей совсем не понравилась, и сейчас я ее понимаю. Тогда я заявила, что все равно это сделаю. Был скандал, и ночью, когда все спали, я обклеила свою комнату не просто плакатами, а самыми яркими плакатами рок-групп, какие только смогла найти – The Prodigy, Linkin Park и тому подобное. У мамы был шок. Я проснулась с чувством страха, понимая, что она меня просто убьет. Лежала в постели и слышала, как они с папой разговаривают в зале: «Она все-таки это сделала, я ее прибью!» Папа отвечал: «Ничего ей не говори, не трогай» . Он понимал, что лучше обойтись без скандала.

Я не хотела бы наговаривать на маму, у нас с ней весьма хорошие отношения. Она сердилась из-за плакатов, но ничего мне не сказала. В тот момент она думала не обо мне, а о ремонте, о том, что я испортила стены, а папа понимал мои чувства – и смог к этому отнестись легко. Я слышала их разговоры и понимала, что он на моей стороне. Даже когда я поехала учиться в Таганрог, папа меня поддержал. Ни одна девочка из нашего армянского сообщества в Сальске не уезжала из города раньше, чем получала диплом или выходила замуж. Тем не менее меня отпустили, потому что доверяли. За что я крайне благодарна родителям.

В Сальске тогда было много выходцев с Кавказа, все друг друга знали, там же учились и их дети. Что касается меня, то я собиралась быть звездой и понимала, что в этом городе мне делать нечего: нужно выбираться из провинции.

Папа был единственным человеком в семье, против чьего мнения я не могла пойти, потому что знала: он мне доверяет. У нас был такой договор: «Папа, ты меня отпускаешь учиться, а я обещаю – никаких отношений, из колледжа сразу домой, только учеба, музыка и карьера» . Он согласился, за что я ему до сих пор очень благодарна, ведь после моего отъезда семья стала объектом для сплетен. Люди говорили, что я загуляю, приеду с ребенком, но в итоге те, кто шептался за спиной, это и получили от своих дочерей.

Я понимала, что еду учиться, развиваться – и только за этим. Еще будучи в музыкальной школе, я заявила родителям, что в будущем хочу профессионально этим заниматься. Они сначала посмеялись, но чем старше я становилась, тем серьезнее были мои намерения. Я постоянно им говорила, что в Сальске не смогу сделать музыкальную карьеру, что хочу поступить в консерваторию в Москве. Постепенно это откладывалось у родителей в голове, так что за полтора-два года до того, как я окончила школу, они были уже морально готовы меня отпустить. В то время нельзя было поступить в консерваторию сразу после музыкальной школы, поэтому сначала я поехала в Таганрог, где был музыкальный колледж. Его окончила моя преподавательница по сольфеджио и неплохо о нем отзывалась. Мы съездили на прослушивание, познакомились с педагогом, она дала мне программу для подготовки, и через год я приехала туда на вступительные экзамены. Родители понимали, что ничего, кроме музыки, меня не интересует. К тому же им нравилось, что я выступаю, пою и у меня это получается.