Наконец он решительно повернулся ко мне и представился.
Он оказался то ли немцем, живущим в России, то ли русским из Германии. Инженером. Очень хорошим, как он сказал, инженером, очень ответственным за какой-то серьезный участок добычи чего-то.
Летели мы хорошо – дочь спала, мужчина болтал. Рассказывал интересно. И, конечно, спросил, что посмотреть в Чите.
А я и не знаю. Не потому, что посмотреть нечего, а потому, что всегда теряюсь, когда мне такие вопросы задают.
«Ты была в Питере? Что там посмотреть?» – «Э-э-э… ой там, все!»
И в итоге понимаю, что больше всего мне понравилось в караоке-баре, где мы до утра сидели с подружками. Не порекомендуешь как-то. Вроде лицом в грязь. Или, того хуже, репутацией в кальян и грязные танцы…
Но Чита-то! Родина моя! И ничего на ум не идёт, кроме Ленина на площади. Тем более что командировочный там только проездом, а так он куда-то на север Забайкальского края… на месяц. А там точно ничего.
И тут наконец осеняет меня – женщины! В Забайкалье нет ничего прекраснее женщин! Не нужно никуда ходить специально, достаточно не сидеть в номере.
Был ноябрь. Но я точно знала, что Наши его не разочаруют. Даже в суровый мороз никаких скучных московских водоотталкивающих сапог он не встретит. Только феи на каблучках и в норковых шубках с большой пуговицей, усыпанной стразами. И макияж всегда! Не в метро, не в такси! Строго до выхода на улицу.
И в Чите от красоты глаза разбегаются.
Мужчина улыбался. Командировка начинала ему нравиться. Он, конечно, сказал, что если там все женщины такие, как я, то он мне верит. Этим он хотел заслужить возможность съесть не только свой ужин, но и оба наших. Мы не жадничали, ведь ему эта коробочка экономкласса как слону морковка.
Говорят, что мода берет свое, и Чита тоже сереет дорогими пальто мужского кроя. Но все же я точно знаю, что даже в таком пальто Забайкальская красота вырвется наружу.
Я вот на шпильке хожу в Москве. Верный признак провинциалки. Ну не все же могут позволить себе поездку в Забайкалье. Пусть вычисляют нас здесь.
Она всегда делала это накануне своего дня рождения. Перебирала старенький чемодан с заржавевшими замками. Чемодан был полупустым не потому, что в нём было слишком мало вещей, а потому, что он был слишком большим для его содержимого.
Она была одна, все разошлись по делам и, конечно, кроме прочего, покупали ей подарки к завтрашнему дню.
Если ты узнаешь о ее жизни до сегодняшнего дня, то неизбежно расстроишься. Тебе не покажется, что она была счастливой.
Но я все равно расскажу. Многое понравится тебе, послушай…
Завтра ей исполнится 74, даже не верится… Ты не представляешь, какая у неё отчетливая память. Помнишь ли ты себя в 4 года? А в 15?
Она помнит слишком много. Это не посчитаешь за счастье. Помнить очень тяжело.
В 2 умерла мама, заболела – и через неделю в доме было много печальных людей. Она на все смотрела из кроватки.
Отец, страдающий безмерно, отдал всего себя детям – ей и старшему брату. А через 2 года умер и он. Она и это помнит.
Их с братом забрала не то тетка, не то соседка. 3 года как кончилась война, сирот было не сосчитать. Вот и они тоже.
Женщина эта через неделю устроила брата в детский дом, на выходные брала к себе. Заботилась как могла.
Надя к ней прикипела всей своей напуганной душой. Женщина была хорошая, это Надя помнит и до сих пор повторяет себе: она хотела как лучше. Это Надя о том, что женщина привела ее однажды в гости к брату, сказала, чтобы та подождала ее до вечера. И ушла навсегда.
Надя помнит, как ее поставили на стол, раздели догола, постригли практически налысо и одели во что-то неуютное. Так она попала в детский дом. Послевоенный детский дом. Помнит каждый день до своего шестнадцатилетия, когда уехала в педучилище.
Помнит, как ели какую-то сладкую траву у забора детдома.
Как нашла металлические шарики, 16 штук (!), от подшипника. Прятала эту драгоценность во рту, чтобы не отобрали, и 8 из них проглотила за день.
Помнит, что по нескольку раз в год лежала в больницах, чем только не болела. Выжила.
Помнит, как одна санитарка в больнице посадила на колени и сказала: «Заберу я тебя, Надюшка, у меня три сыночка, вот и дочка будет».
5 лет она ее ждала, весь детдом смеялся. Но больше никогда не видела.
Помнит, как приехала в училище… общежитие, девчонок, первую настоящую дружбу.
После училища уехала по распределению, от брата совсем далеко. Много переписывались, единственные родные души.
Читать дальше