Елена Корнеева - Дыхание жизни

Мне как специалисту очень повезло с практической стороны вопроса, я никогда не искала потенциальных клиентов, никогда не делала себе и своим сотрудникам рекламу. Мои клиенты находили меня по рекомендациям людей, которым я уже смогла помочь. За свой практически десятилетний опыт работы я повидала и успела поработать над сложнейшими генетическими заболеваниями, врождёнными уродствами, от самых распространённых онкологических заболеваний, до самых редких форм инфекционных болезней. В моей практике не было лёгких случаев, так как я не подхожу легкомысленно к вопросу здоровья человека.

Для меня эта книга в действительности не самореклама, а скорее – откровение, самоанализ, который берёт начало из моего прошлого.

У меня помимо россиян на консультациях побывали граждане США, Голландии, Великобритании, Украины, Белоруссии, Латвии. С некоторыми из них мы, несмотря на расстояние и личную занятость, смогли сохранить приятельские, возможно, дружеские отношения.

Глава 2

Молчание – это не принцип согласия, это отсутствие желания в чём-то участвовать, это выражение безразличия. Но если мы безразличны к своей собственной жизни, к своему здоровью, то мы не сможем претендовать не только на счастье, крепкую семью, успехи в реализации, но даже на возможность существовать в этом мире.

У каждого человека есть острые жизненные ситуации, о которых говорить трудно. Ведь не всегда человек может в одиночку целиком изменить глубокую социальную проблему, которая актуальна для каждого.

Я не понаслышке знаю, что такое наркоз и операция: ещё в моей ранней молодости я впервые оказалась на операционном столе с признаками аппендицита. Так в свои шестнадцать лет я впервые столкнулась с медициной достаточно близко. Вот тогда я увидела на примере некоторых врачей не только отсутствие профессионализма, но и халатность, безразличие и предвзятое отношение к пациентам.

Второе ещё более близкое знакомство с данной государственной структурой произошло в мою первую беременность. В то время любой процесс в моём организме казался мне таинственным, необыкновенным и очень интересным – ведь я заново познавала себя, свой организм и новые, для меня ещё неизвестные, возможности материнства. На первой же консультации акушера-гинеколога мне стало плохо, когда в дверь вошла взволнованная незнакомая женщина, которая во время моей постановки на акушерский учёт начала с врачом решать свои проблемы. Как только она переступила через порог кабинета, у меня потемнело в глазах, закружилась голова, было чёткое ощущение, что я внезапно могу потерять сознание, через миг мой живот заболел настолько, что мне показалось, что от боли я не могу дышать. До этого я никогда не испытывала таких ощущений, но вскоре я всё поняла и сумела справиться со своим состоянием. Этой женщине мой врач только что сделал аборт, а мой любимый малыш почувствовал это чудовищное событие, он испугался, и, только мысленно разговаривая с ним, рассказывая, как он мне дорог, я смогла справиться со своей болью. Наши врачи, руками, которыми они «убивают ещё не рождённых детей», осматривают на медицинских приёмах других беременных женщин.

Я не знаю, устраивает ли всех морально-этическая сторона этого вопроса, но я впервые поняла, что врач с такой ответственностью, информацией и энергией не должен прикасаться к здоровому человеку, а уж тем более, к беременной женщине – к самому таинственному моменту во всей живой природе – секрету материнства!

В свою беременность я думала о том, что мои предки рожали в поле или в банях, детей принимали либо мужья, либо умудрённые опытом женщины, которым могли доверить самое дорогое – жизнь и здоровье младенца. Но мои роды были далеки от идеала. Когда я попала со схватками в роддом, врач посчитал, что рожать мне ещё рано и мне медикаментозно остановили схватки. Так случилось и через неделю. Затем, я попала в палату к другому акушеру-гинекологу, мне казалось, что ребёнку нравится этот специалист, и, вскоре, из-за того, что у малыша было ягодичное предлежание, мне сделали кесарево сечение. Во время операции я потеряла много крови, мне её перелили, хотя мне в тот момент было легче восстановиться после потери крови, чем после введения чужеродной биологической информации. Малыш родился здоровым, и это для меня было главным. Несмотря на операцию, я смогла его кормить грудью, грудное вскармливание продолжалось практически два с половиной года. Уже позже я узнала, что если у женщины было однажды кесарево сечение, то естественные роды для неё становятся практически невозможными, так как фактически нереально найти специалиста, который пойдёт на такой, как многим кажется, неоправданный риск.