Владислав Чубаров - Лекарство от пропаганды. Как развить критическое мышление и отличать добро от зла в сложном мире

– пропаганда затрагивает волнующие темы (враги могут быть хитрыми и жить среди нас, вредить нам прямо сейчас, если не быть бдительным, можно понести серьёзный урон!), использует неудобные чувства – тревогу, страх, стыд, вину; как минимум не отвергать эту мысль сразу.

Так пропаганда побеждает реальность. Есть реальный зубной врач, живущий на моей улице, и его милейшая семья – и есть тревожная мысль о том, что любой еврей может оказаться врагом и не нужно терять бдительности. Чем больше человек «узнаёт» об этой теме из пропаганды, чем более информированным он себе кажется, тем твёрже становится сформированная сильная установка. Мозгу всё труднее воспринимать что-то, что противоречит сложившейся стройной концепции. Раньше никакой концепции не было, лишь разрозненные факты: ну да, я знаю Гольдшмидта, и Каца, и Коэна, и все они люди как люди. Теперь есть сильная и цельная, непротиворечивая эмоциональная концепция, и она меняет отношение к этим разрозненным фактам. Происходит быстрая эволюция, в ходе которой сильная установка побеждает наблюдаемую реальность.

– Ну да, Кац, Коэн и Гольдшмидт, может, и ничего, но ведь это частные случаи, а вообще-то евреи всегда были врагами.

– Странно, на вид Кац, Коэн и Гольдшмидт люди как люди, но, возможно, я про них чего-то не знаю. Наверняка они многое скрывают. Ведь я не знаком с ними близко. Надо быть настороже, они ведь всё-таки евреи, а про них мы теперь знаем, что с ними держи ухо востро.

– Я так и знал, что Кац, Коэн и Гольдшмидт – тоже враги, чего еще ожидать от евреев! Какие сволочи, как умело маскировались много лет! Ведь мы даже обменивались подарками, когда у нас рождались дети!

До формирования сильной установки евреи в принципе не были в фокусе внимания человека, он не имел о них никакого устойчивого мнения. Теперь такое мнение появилось, и ему оказалось не с чем конкурировать: человек в нём уверен и готов его защищать. Даже факты, которые в другое время сыграли бы в пользу Каца и Гольдшмидта, теперь только усиливают ненависть.

Но важнее другое. Пропаганда заставляет человека думать, что рассматриваемый вопрос очень важен. Недаром многие жертвы пропаганды признаются, что до появления вопроса в поле зрения «просто как-то не задумывались» о нём. Но теперь-то они задумались, и вопрос о евреях будоражит ум: это не просто «где-то, кто-то» – это конкретные Кац и Гольдшмидт, они живут на нашей улице, создавая ежеминутную, актуальную и острую угрозу безопасности. А так как пропаганда тотальна, человек постоянно находится внутри неё, как огурец в рассоле, – то и сильная установка остаётся постоянно актуальной, ей не дают ослабнуть непрерывные напоминания (телевизор, ритуалы, символика, лозунги и т. д.)

Однако есть и хорошие новости. Если до появления сильной установки пропаганды у человека существовала другая сильная установка, сформированная самостоятельно путём рефлексии, обобщения жизненного опыта(«Еврей или немец – неважно; людей нельзя дискриминировать по национальному признаку, это приводит к беде, и я не должен так делать») – пропаганде будет гораздо труднее с ним сладить. Такого человека придется провести по гораздо более длинному пути: сначала дискредитировать его предыдущие взгляды («так думают только жалкие слабые космополиты», «вот такие взгляды и приводят немцев к поражению» и т. д.), а потом уж начать обрабатывать новыми. Не факт, что новые установки окажутся сильнее прежних. Даже очутившись в насыщенном рассоле пропаганды, человек с крепкими ценностями будет склонен вести себя не как огурец, а как орех: он замыкается в себе и хранит свой внутренний мир от «просаливания». А кроме того, у него уже есть опыт рефлексии, критического мышления – и он с большой вероятностью применит его и к пропаганде, которая такого воздействия не выдерживает.

Отметим себе этот момент – мы поговорим о нём далее, когда будем разбирать вопрос, зачем человеку вообще иметь собственное мнение по вопросам, которые кажутся ему «далёкими», не касающимися его лично.

Сильная установка может задавать и укреплять идентичность человека. В этом её огромная привлекательность. Раньше я был просто какой-то Ганс или Фриц, а теперь я штурмовик, наследник Вотана. Раньше был просто Васька, сапожников сын, а теперь я комиссар и марксист.

Именно с тем, что сильная установка формирует идентичность, и связаны сетования многих по поводу того, что «раньше у людей был стержень». В традиционном обществе существовали негласные, формируемые семьёй, церковью и общиной сильные установки, которые затрагивали все актуальные для человека того времени вопросы (а таких вопросов было немного, так как люди жили замкнуто и не видели вокруг себя большого разнообразия). Достаточно было точно знать, как относиться к бедности и богатству, Господу и семье, насилию и милосердию, к тому, как воспитывать детей и принимать у себя людей другой культуры. Общество могло предусмотреть все нюансы этих немногочисленных тем и выдать по ним готовые сильные установки. Люди в традиционном, сословном обществе вырастали с готовой, сформированной идентичностью и ценностями. Дворянин не испытывал внутреннего конфликта, когда нужно было погибнуть за Отечество, а крестьянин покорно терпел побои. Женщина хорошо понимала, в какой мере она может высказывать собственное мнение, а в какой должна слушаться отца или мужа.