Нурали Латыпов - Бигуди для извилин. Возьми от мозга все!

 Вообще в науке предпочитают сохранять старое знание как частный случай нового. Скажем, риманова геометрия на сфере бесконечного радиуса превращается в евклидову. Физика Аристотеля получается из физики Ньютона при учёте сил тяжести и трения. Но, конечно, такое сведение старого к новому возможно не всегда. Например, утверждение того же Аристотеля о том, что у мухи 8 ног — тривиальная ошибка; правда, из почтения к великому философу её без проверки переписывали из книги в книгу почти две тысячи лет.

 Впоследствии выяснилось: природа тепла принципиально отличается от природы жидкостей. Но аналогия Карно оказалась столь удачна, что выведенные им формулы ничуть не изменились. Разумеется, дело здесь прежде всего в том, что физик сразу же проверил свои расчёты на совпадение с реальностью. Стоит какой-то аналогии дать хоть один явно неверный результат — и она сразу отбрасывается.

 На международной конференции по физике многие коллеги В. Гейзенберга выражали сомнение в том, что атомное ядро не содержит электронов. Как это может быть, говорили они, если электроны явно вылетают из ядра, что хорошо видно в ядерных процессах? Не находя уже других аргументов, Гейзенберг закричал коллегам: «Смотрите в окно, вот идут люди в пальто, входят в бассейн. Но они же не плавают в пальто в бассейне! Откуда же уверенность, что из ядра выходят такие же частицы, что были внутри?»

 Эйнштейн говорил: если учёный не может объяснить, что он делает, пятилетнему ребёнку — значит, он шарлатан. Сам он такие объяснения давал не раз.

 Великий философ опирался на очевидные наблюдения: камень падает несравненно быстрее пера. Чтобы выделить влияние сопротивления воздуха, понадобилось почти две тысячи лет развития науки.

 Как неоднократно подчёркивал Н. Бор, в научном познании экспериментом мы обозначаем ситуацию, в которой мы нечто наблюдаем, осознаём и можем, пользуясь языком, сообщить о наблюдаемом другому. Вопрос только — какому «другому»: такому же, как мы, или иному? Этот аспект сформулировал Гейзенберг и соотнёс с интеллектуальным диалогом, который возник у него с Эйнштейном в конце 1920-х годов по поводу методологических особенностей возникающей тогда квантовой теории. Как вспоминает Гейзенберг, Эйнштейн подчеркнул своё понимание наблюдаемости так: «лишь теория решает, что наблюдаемо, а что нет». Таким образом, в глазах Эйнштейна — а его точку зрения принял и Гейзенберг — принцип наблюдаемости не является чисто эмпирическим. Однако, наверное, было бы неверным трактовать его и как только теоретически нагруженный. Смысл этого принципа — в диалоге теории и практики.

 Идея воспроизводимости долгое время считалась основой науки. Поэтому столь революционной стала квантовая механика, показавшая: даже в идентичных условиях результаты эксперимента могут отличаться. Понадобилось множество натурных и мысленных экспериментов, чтобы уточнить само понятие воспроизводимости.

 В Великобритании доселе существует общество приверженцев плоской Земли.

 Как тут не вспомнить библейского Моисея, сорок лет водившего свой народ по пустыне, чтобы вымерли все рождённые в рабстве. Впрочем, расхожий израильский анекдот говорит: Моше все эти годы искал в Аравии место, где нет нефти. Но и такие поиски можно интерпретировать как заботу об избавлении от рабства — нефтяного, столь знакомого нам по печальному опыту последних трёх десятилетий.

 Немецкий математик Эмми Нётер доказала: любой симметрии — то есть неизменности свойств при каких-то переменах — соответствует закон сохранения.

 Впрочем, и Штарк, и Ленард были к тому времени авторами многих бесспорно значительных работ.

 Ну, разве что с помощью тех, кто знает, как научить и как научиться мыслить, как путём тренировки может быть отточен и развит интеллект.

 Эфроимсон В.П. Предпосылки гениальности (Биосоциальные факторы повышенной умственной активности) // Человек, № 2–6. 1997; № 1, 1998.

 У нас фразу «Знание — то, что остаётся, когда всё выученное забыто» традиционно приписывают известному советскому физику Исааку Кушелевичу Кикоину. Похоже, все физики этого поколения общались между собою так активно, что многие великие мысли стали в их среде «бродячими».