Джон Гриндер - Истоки нейро-лингвистического программирования

Мне это напомнило историю о подростке, который подошел к Джону Леннону и Йоко Оно в разгар их свадебной вечеринки в 1969 году. Пробравшись сквозь толпу гостей, юноша приблизился к Леннону с магнитофоном и спросил:

– Мистер Леннон, могу ли я задать Вам несколько вопросов?

– Да, конечно, – любезно ответил Леннон.

– Говорят, – продолжал молодой человек, – что в песнях «Битлз» существует много скрытых смыслов.

– Я полностью согласен с этим, – отозвался Леннон. – Обычно, примерно через 6 месяцев после выпуска нового альбома, я сажусь и слушаю его. И я каждый раз поражаюсь, как много в наших песнях смыслов, которые я не замечал раньше. А ведь я сам написал эти песни!

И он продолжил рассуждать о том, что это истинно для искусства вообще: это была коммуникативная метафора, в которой содержатся множественные противоречивые смыслы, многие из которых недоступны сознательному восприятию.

Таковым был мой опыт в ранние дни НЛП. Мы были замечательным цыганским табором, игравшим новый вид музыки. Рождавшиеся песни – карты, книги, лекции – задумывались не как «истина», но как интересные метафоры, которые могли со временем выявить новые способы видения мира и действий в нем. Как только карта содержания доказывала свою полезность, она переставала быть полезной, поскольку работа с ней сдвигала все пространство, требуя новых карт. На более значимом уровне те ранние дни предлагали способ мета-обучения, расставания с устоявшимися позициями и картами и возможность учиться путем творческой импровизации. Опыт, полученный в общении с Бендлером и Гриндером, дополненный знакомством с Бейтсоном и Эриксоном, обозначил мой жизненный путь как великое путешествие осознания.

Я уехал из Санта-Круза в 1977, перебравшись в Стэнфорд, где заканчивал магистратуру по психологии. Я продолжал близко общаться с Эриксоном до самой его смерти в 1980, но моя связь с миром НЛП Санта-Круза не была такой тесной. Частично это объяснялось занятостью по учебе, частично разногласиями, возникшими между Эриксоном и Бейтсоном, но основная причина была в необходимости рассортировать и интегрировать все, что я усвоил в Санта-Крузе. И хотя фундамент моего опыта был чрезвычайно позитивным, уязвимым местом НЛП 70-х было презрение ко всем «аутсайдерам» в духе «пленных не берем», когда кто угодно и что угодно могли стать излюбленным объектом для насмешек. Такие антагонистические настроения усугублялись по мере выхода НЛП на международный уровень и увенчались в середине 80-х какофонией судебных процессов, уголовных обвинений, поливания грязью и других неприятных вещей. Принцип «карта – не территория» казался полностью забытым во время этих событий, что негативно отразилось на НЛП.

Исследование соответствующих процессов моей собственной жизни было частью самоанализа, в который я погрузился в тот период, несомненно, под влиянием Эриксона. Меня вдохновляли его преданность работе на самом высоком уровне технического мастерства и генерирующего мышления и умение полностью наслаждаться каждым моментом. Особенно впечатляющей была его исключительная манера работать, включавшая в себя творческую игривость и исходившая из самых высоких этических стандартов уважения и великодушия к каждому человеку. Такое сочетание чрезвычайной креативности, эффективности и этической целостности стало для меня мерилом роста и изменения во многих отношениях, и этот процесс до сих пор продолжается.

Моя работа развилась в пост-эриксонианские подходы к самотождественности и «генерирующему я». Эти модели предполагают, что «реальность» конструируется через условные фильтры, действующие на различных уровнях – например, через сознательный и бессознательный умы. Как только эти ментальные фильтры построены – то есть, они не обладают фиксированной или врожденной структурой, – они могут быть разобраны и переконструированы бесконечное множество раз, каждый раз давая рождение новой, отличной от других реальности. Это подстегивает исследование тех конструкций, которые способствуют наиболее генерирующим процессам (и разрушают их противоположности), с особым вниманием к петлям обратной связи между сознательным и бессознательным умами, создающим третий уровень «генерирующего я». Когда оба разума действуют в гармонии на самых высоких уровнях своих возможностей, возникает искусство, творчество, гений и трансформация.

В течение последних 15 лет или около того я постепенно восстановил связи с частью мира НЛП. Роберт Дилтс и я разделили радость профессионального сотрудничества (и личной дружбы), которое было необычайно плодотворным и полезным. Я преподаю в различных институтах НЛП, у меня есть хорошие друзья в этой области. Конечно, уже невозможно говорить об НЛП в единственном числе, поскольку существует много различных методов и форм. Неудивительно, что я поддерживаю те из них, которые настаивают на присутствии творческого бессознательного в любых моделирующих или прикладных процессах. «Новый код», разработанный Гриндером и ДеЛозье, и дополненный Гриндером и Бостик Сент-Клер, является ярким тому примером, как и работа Университета НЛП Дилтса и ДеЛозье. И хотя между ними есть значительные отличия, эти подходы сохраняют генерирующий дух раннего НЛП, в то же время, внося значительный вклад в развитие теории, практического применения и этического фундамента. Ранние дни НЛП видятся мне сейчас как пример бесконечных возможностей творческого обучения и осознания. Как пел Боб Дилан, «тот, кто не занят рождением, занимается умиранием». Эти рождения – прошлое, настоящее и будущее – и являются теми чудесами, которые нам дано созерцать. Разве можно просить о чем-то большем?