Энди Эндрюс - Смотритель судьбы. Ключ к решению «неразрешимых» проблем

В кафе царило полнейшее молчание. Даже те, кто входили, а таких было немало, входили молча и сразу принимались слушать рассказ Нэнси.

– Я вернулась в спальню, – продолжала она. Джонс представился, сказал, что он, мол, лучший друг Харрисона. Муж подтвердил это. Но я-то знала, что оба мы видим Джонса впервые в жизни! Однако Харрисон выглядел таким спокойным, умиротворенным… даже радостным, что я устроилась в уголке на стуле и стала слушать. Они говорили и говорили, и, наконец, Джонс завел речь о матери Харрисона. Она умерла до того, как мы с мужем познакомились, так что я ни разу ее не видела, но много о ней слышала. Харрисон часто о ней рассказывал – он обожал мать. Словом, Джонс сказал: «Помнишь, Харрисон? Помнишь, какой стол устраивала твоя мама на Рождество и День Благодарения, с каким размахом?» Когда он промолвил это, муж прикрыл глаза и улыбнулся. Таким радостным и довольным я не видела его уже давно. Похоже, голос Джонса унимал его боль, успокаивал. А потом Джонс и говорит: «Харрисон, а ты помнишь, что было на столе по праздникам? Ветчина, индейка, сладкий картофель, булочки, груши? Она готовила кукурузу в сливках и клюквенный соус, и еще салат с зеленой фасолью, да?» «Тут я придвинулась поближе, потому что старик говорил все тише и тише, – сказала Нэнси. – Но больше всего у вас любили мамины десерты, правда, Харрисон? Ох и мастерица мама была десерты стряпать! Тут тебе и пироги с пекановым орехом, и кокосовые, и пирожки яблочные, маленькие такие… а сахарное печенье помнишь? Так и таяло на языке. Но больше всего ты обожал тыквенный пирог, помнишь?» Дальше старик говорит: «Харрисон, а ты помнишь, что мама всегда говорила, когда начинала убирать со стола? Прежде чем подать десерт, она уносила тарелки и, бывало, всегда скажет: „Вилки пока при себе держите, лучшее впереди!“»

По лицу Нэнси покатились слезы. Но она набралась мужества и продолжала:

– Никогда никому этого не рассказывала, а сейчас вот расскажу. Прежде чем уйти, Джонс на прощание поцеловал моего мужа в лоб и сказал: «Харрисон, ты больше не бойся. Держи вилку при себе. Лучшее, конечно, впереди».

Все слушали в молчании, не зная, что сказать. Нэнси добавила:

– Больше я Джонса не видела – пока он не появился тут в городке полтора месяца назад. А вилку… вилку в гроб Харрисону положила я сама. Вложила ему в руку. Так он меня попросил перед смертью. – Она вздернула подбородок. – И я рада, что исполнила его волю. Потому что, знаете, теперь я тоже верю, что лучшее – оно еще впереди.

В кафе воцарилась тишина. Мы растерялись и не знали, что сказать. Но продолжалось наше замешательство недолго, потому что вскоре все заговорили наперебой и добрых три часа поочередно делились историями о Джонсе или Гарсии или Чане, – под каким бы именем старик ни появлялся. Подоспевшая Полли уговорила меня рассказать мою собственную историю, и я описал собравшимся, что для меня значил Джонс, как я с ним познакомился.

Среди собравшихся был Пат Симпсон с супругой Клаудией. Он поведал, как еще мальчишкой видел Джонса, и как тот однажды выручил его – уберег от серьезного проступка. Потом остальные рассказали еще несколько историй в том же духе. Вот одна из них.

Семнадцатилетний Брендон, сын Шэрон Тайлер, впервые повстречал Джонса три года назад. Брендону было четырнадцать, и он вместе с двумя приятелями постарше попал автокатастрофу. По словам Шэрон, сын клялся и божился, будто Джонс, который разгуливал по нашему городку последние месяца два-полтора – это тот самый старик, который три года назад ехал с ним, Брендоном, в больницу в машине «скорой». С тех пор Брендон много раз пытался рассказать о старике, но санитары «скорой» заявили Шэрон, что парень бредит – дескать, он тогда был едва в сознании, а кроме санитаров и него, в машине никого не было.

А вот другая история. Почти десять лет назад Бойд Кроуфорд с сыном отправились на ночной лов креветок в Волчьей бухте и вытащили из воды какого-то старика. Они-то думали, будто спасли его, а вышло наоборот.

– Это старичина спас нас, от беды уберег, – заявил Бойд. – Дело-то как было. Ругались мы тогда с сыном на чем свет стоит, только что до драки не доходило. Как черная кошка промеж нас пробежала. Уж прямо видеть друг друга не могли, готовы были в глотки друг другу вцепиться – это родная-то кровь, отец и сын! А что на нас нашло, сами не знали, и поделать ничего не могли. Жена моя пособить тоже не могла, все глаза от горя выплакала. Думала, говорит, порешим мы друг друга. А старик – Джонс-то, – когда мы его из воды вытащили, цельную ночь с нами разговоры разговаривал, и мы ему душу открыли, и примирил он нас, а вот как – сам не пойму. Все шутками-прибаутками, а вроде и серьезно тоже. К рассвету мы с парнем обнялись, слезу пустили, да и помирились. Глядь – а старика-то уже и нет. Мы еще в грузовик не сели, а Джонс как в воздухе растаял. С тех пор я его не видал… только вот месяца два назад увидел. Мы-то тогда думали, будто он нам под нос лодки попался, а, вишь ты, неспроста это все было… – Задумчиво закончил Бойд.