Наталья Берязева - Мечта на миллион

Старая бурятка сидит у юрты. Пора подводить итог жизни. Она камлала в последний раз. Не поднимет больше бубна. Он перестал ее слушаться. Вчера он гудел: «Пора! Пора!» И, когда в кружении обряда она встретилась со всеми духами родственников, они тоже шептали ей: «Гульдэмэй, пора! Пора передавать свой дар! Пора!»

Да, она все понимает. Но кому?

Последняя внучка уехала в поселок учиться. А от ее сказаний только отмахивается: «Бабушка, ты же музейная ценность. На тебя ходят посмотреть, как на реликвию. Кому твои заговоры и камлания нужны?»

Ну и что на это можно сказать?

Гульдэмэй трет колени. Болят. Даже ее волшебная мазь не помогает. Старая стала совсем.

Но как она может уйти, не передав никому свой дар?

Пригревает весеннее солнышко. Старуха совсем разомлела и задремала под его лучами.

Ей снится странный сон.

Она сидит у своего старого сундука, что достался ей от ее бабушки, великой шаманки Агуй Гохон, и разбирает его содержимое. Здесь много забытых ею вещей. Бабушкины бусы, что помнят ее молодой, остатки атласных лент и перьев, что украшали ее бубен, сам бубен, потертый и потерявший голос, осколок зеркала, забытые колечки. И множество мелких монеток, уже позеленевших и не имеющих никакой ценности.

И слышится ей голос бабушки:

– Гульдэмэй, пора и тебе отправляться к нам. Некому передать тебе великую силу наших предков. Тяжело это признавать, но так есть. Сделай, как я тебе велю. Тебе осталось совсем немного. Достань все вещи из сундука. Ничего не выбрасывай. Раздай их людям на память. Каждый возьмет то, что заслуживает. Так мы раздарим нашу силу. И она вернется к нашим предкам, умноженная на талант тех, кому достанется наш дар.

Проснулась старуха. Поняла наказ великой шаманки Агуй Гохон.

Бережно достала из сундука казалось бы уже ненужные вещи. Аккуратно разложила у юрты, стала ждать гостей.

Первым пришел ее племянник Эсэгэ, который называл себя Сергеем.

«Смурной какой-то, – подумала старуха. – Печаль какая-то в сердце.

А ведь большой человек, говорят, ученый».

Эсэгэ пытался начать разговор, но никак не мог. Помог бабушке очаг развести, сделал ей травяной чай и засобирался.

– Выбери себе подарок, – сказала Гульдэмэй. – Моя бабушка, великая шаманка, так велела. Так надо. Ничего не спрашивай.

Эсэгэ в лице переменился. Стал рассматривать содержимое сундука. Не раздумывая, протянул руку к бубну.

На выходные заехала внучка, взяла прабабушкины бусы. Посмеялась, конечно, над чудачеством старухи: удумала, мол, силу раздавать. Но примерила бусы и не захотела снимать. Больно уж тепло у нее в груди стало от прикосновения прабабкиных камней.

Быстро всё разобрали. Лишь кольцо великой шаманки, серебряное, с бирюзой, от старости ставшей темно-зеленой каплей, лежало сиротливо на блюдечке возле юрты.

Ночью плохо стало старухе. Хорошо, что в этот день у нее остановился местный пастух, что перегонял стадо баранов на другое место. Сел он на коня, поскакал в поселок: «Бабушка Гульдэмэй умирает».

Привез докторшу Валентину. Грустную женщину с серыми глазами. Та поставила укол, но сказала, что он уже не поможет. Пришло, мол, время.

Бабушка попросила: «Возьми от меня на память кольцо. Оно не твое, но очень тебя однажды выручит. Отдай его тому, кто тебе поможет. Кольцо само своего хозяина найдет. Не беспокойся. А пока сама носи. Оно придаст тебе силы. А как только кольцо свою хозяйку найдет, твои беды закончатся. Ты хороший человек. Все у тебя будет нормально».

Умерла бабушка утром. Хоронили, как она просила, по местным обычаям.

Докторшу Валентину на работе сократили. Какие-то дурные времена пошли. Стали русских отовсюду выгонять. А у нее двое детей. Теперь приходится стоять на рынке и торговать сувенирами. Тут и модные нынче бубны, точнее – то, что за них выдают местные предприниматели, и поделки из камня, и расшитые шапки а-ля местная экзотика. Стыдобища, а не товар. Но туристы покупают. Ведь сейчас модно в шаманские места ездить. Хотя – какие нынче шаманы? Она же сама бабушку Гульдэмэй в последний путь провожала. Но молчит она об этом. Да и кому это интересно? Каждый свой бизнес делает. И детей кормить надо. Совсем тяжело стало. Было бы к кому в Россию уехать, давно бы уехала. Но нет никого. А тут хоть плохонькое, но жилье. Свое, между прочим.

За грустными мыслями не заметила, что на нее давно уже смотрит женщина, тоже славянка.

Увидев, что на нее обратили внимание, незнакомка поздоровалась: